Матриарх прищурилась:
- Мирно - с тобой? Число твоих торпед мне известно. Поделить ли мне одного из твоих солдат на равное количество кусков? Который тебе меньше всего нужен?
- Значит, ты умеешь считать, варварка. У Бренны три луны, у меня - три корабля. Вопрос: какой из спутников тебе менее всего симпатичен?
- Я могу тебя сбить прежде, чем ты шевельнешь пальцем, чтоб активировать орудия, - после невыносимо долгой паузы ответила галийка.
- Ты опоздала. Я уже шевельнула, - Ливия демонстративно развела руками. - Ты собьешь, и я взорвусь, о да. Эти атмосферные установки такие хрупкие, а бесценные экосистемы - еще уязвимей. Взрыв реактора боевого корабля да плюс детонация всего боекомплекта в атмосфере - представляешь, какой будет фейерверк?
Матриарх медленно кивнула.
- Последовательность инициирована, все коды введены, система ждет только сигнала. Твоего выстрела, госпожа Эпонима. Курс проложен и зафиксирован. Перепроверь свои расчеты. Я успею войти в атмосферу прежде, чем ты меня уничтожишь. Не дешевле будет просто вернуть моих солдат?
- Ради десятка ты пожертвуешь сотнями.
Это был не вопрос, а констатация. Хозяйка Бренны уже проанализировала все и сделала выводы. А вот решения покуда еще не приняла. Существовал ли вообще вариант, позволяющий выйти из "парадокса заложника" с достоинством?
- Они - это "Аквила", - просто ответила Ливия на вопрос, который так и не был задан. - "Аквила" - это я. И Республика. Психология муравейника, если ты понимаешь, о чем я.
От такого заявления опешила не только галийка, но и все свидетели переговоров.
- Давай прервемся ненадолго, - предложила Эпонима уже гораздо более дружелюбным тоном. - Никто никого не убивает и не взрывает в ближайшие полчаса. Я должна подумать.
Наварх кивнула. Она не обольщалась внезапной гибкостью противницы - в конце концов, хорошие торговцы и должны быть увертливыми и гибкими. Галийка решила проверить нервы Аквилинов - что ж! Время играет на руку не только Эпониме, Ливии тоже. Лишние полчаса жизни - разве плохо?
За месяцы, прошедшие с того рокового дня, когда психокорректор станции Цикута совершил самый опрометчивый шаг в жизни - поднялся на борт "Аквилы" - Луций Антоний успел свыкнуться с множеством вещей, которые прежде казались ему дикими и невозможными. Убедился, что весь багаж его знаний и опыта ничего не стоит здесь, в чреве этого высокотехнологичного монстра, крохотного в сравнении с ледяной пустотой пространства. Свыкся и даже привык, что сам он, Луций из блистательной фамилии Антониев, не более чем досадная помеха, объект насмешек и лишний рот, потребляющий далеко не бесконечные ресурсы корабля. Смирился с другими неудобствами и унижениями.
Единственное, к чему Антоний привыкнуть никак не мог, так это к легкости, с которой все, буквально все его недавние подопечные, рисковали жизнью. Своей и, в особенности, чужой.
Никого из Аквилинов, Либертинов или свежеиспеченных Целеринов не смутил и даже не встревожил тот факт, что противостояние Ливии Терции с матроной Бренны с большой вероятностью закончится гибелью эскадры. Никто не возмутился, никто не усомнился... Похвальная лояльность командиру - превосходное качество для плебеев, с рождения предназначенных на убой... Но восхищаться непримиримой стойкостью воинов Лация уместней все-таки на расстоянии. Желательно - в несколько световых лет.
Сейчас, почти безучастно наблюдая за самоубийственной активностью на биреме, Антоний вдруг понял, что перегорел. Сгорел, как инжектор плазмопровода или что там у них все время сгорает. Устал унижаться, устал прятаться и красться, смертельно устал ежечасно носить "броню" интеллектуального превосходства - единственное свое средство "индивидуальной защиты". После Алнота он всерьез опасался, что угрозы Ливии насчет ссылки в сектор рекреации осуществятся. Теперь он уже жалел, что угрозы так и остались всего лишь еще одной издевательской шуточкой.
Погибать по слову Ливии Терции, беспомощно, бессмысленно, ради кучки идиотов, по собственной дурости влипших в дерьмо посреди галийской системы? Лучше уж самому вышибить себе мозги. Или... сбежать к галийкам. Всего два выхода, других вариантов нет.
Но никто на "Аквиле" не был столь неосторожен, чтобы предоставить Луцию Антонию доступ к оружию или летательным аппаратам. Да и не имел он навыков пилотирования десантного бота. Единственная надежда на спасательные капсулы, если он успеет добежать до них прежде, чем бирема взорвется, если...
Если, если, если. Десятки, сотни этих "если". А шанс выжить - всего лишь один. Призрачный, как никогда.
Но он собрал остатки Луция Антония, того, еще не ставшего тряпкой в контейнере утилизатора, того, прежнего хладнокровного психокорректора с благословенной станции Цикута, и сделал все, чтобы не упустить этот шанс. Пробрался поближе к шлюзам центральной палубы и там притаился.
Аквилинам было не до него. Осторожные маневры Антония поблизости от шлюза никого не занимали. Навредить он все равно никому не мог, сломать или испортить что-то - тоже, так и пусть себе ошивается, где хочет, убогий.
Память, на самом деле, классная и очень удобная штука. Она всегда с тобой и стоит лишь пожелать...
- Мне очень часто снится, что я лечу. Это из-за парадокса?
- Не обязательно. Мы все время летим, даже если стоим на поверхности планеты, всегда летим.
- Правда, что ли?
- Конечно. Планета вращается вокруг звезды, звезда - вокруг центра галактики, а галактика...
Иногда Гай становился таким серьезным в самый неподходящий момент.
- Ха! Всё! Я поняла. Мы все -- летучие твари. Какой ты умный, Блонд... Прости.
- Ничего. Мне нравится. Значит, ты неравнодушна... к цвету моих волос. Может быть, ты даже любишь меня, моя Кассия?
Что и говорить, её сладкий блондинчик знал толк в любви. Он почти во всем разбирался, кроме вакуум-сварки, разве что.
- Пусть восходят и вновь заходят звезды, - помни: только лишь день погаснет краткий...
Она никогда не жаловалась на память, и когда повторяла эти слова вслед за Ацилием, безрассудно смешивая свое дыхание с его, запоминала их крепко-накрепко, как прежде параграфы устава.
- Что ты там бормочешь, лигария?
Каждое слово, сказанное тогда шепотом в уютной тишине тесной каюты, сбереглось в неприкосновенности. Тысячелетнее вино слов.
- Бесконечную ночь нам спать придется...
- Заткнись-ка, будь так добра.
Галийка не злилась, просто не хотела слышать резкую лацийскую речь. Никаких тебе гортанных, грассирующих, апострофов и прочих дифтонгов. Утомила её эта грубая и упрямая республиканская девка, с которой без медикаментов никакого сладу нет. Столько возни ради плебейки!
Но высказать недовольство медичке не дали. Мнение мелкой сошки никого особо не интересовало.
- Да! Я поняла. Так точно, госпожа.
Кассию прекратили пытать дезраствором, но и из регенерационной капсулы не выпускали, время от времени вливая в вену какую-то успокоительную гадость. Иногда медичка проверяла жизненные показатели пленницы и на мяукающем диалекте докладывала начальству. Но на этот раз все изменилось. Девушке сначала вкатили щадящий парализатор, чтобы без риска для своего здоровья извлечь из капсулы и надеть ошейник и браслеты, уж больно грозно та зыркала черными глазищами.
- Еще один укольчик и пойдешь своими ножками, - усмехнулась блондинистая до полной бесцветности галийка -- начальница рыжей мучительницы.
Инфузор продырявил многострадальное плечо Кассии уже в который раз за прошедшие сутки. Одной дыркой больше, одной меньше.
- Куда меня?
Галийка сморщила усыпанный бледными веснушками нос.