— Извините, — собираю помаду, ключи и разлетевшийся на части телефон. Все к одному.
— Эй! Это ж Юла! Арс, тормози! — смотрю на остановившуюся машину. Из нее выбегают мои девчонки. Я всё так же продолжаю сидеть на корточках на асфальте, сжимая в руках телефон.
— Юлечка, ты чего? — Таня и Света подхватывают меня под руки.
— Мы тебе звонили раз сто, ты не отвечаешь. Домой только что ездили. Никто не открыл.
— У меня телефон сломался. Только что.
— Тань, да посмотри на нее! На подруге лица нет, а ты с вопросами посреди улицы пристаешь. Давай ее в машину.
Девчонки садятся со мной на заднее сиденье.
— Что было после концерта? — всхлипываю. Кошусь на Арсения. — Арс, сбегай в магазин. Купи чего-нибудь вкусненького.
— Светик, там народу сейчас. Все после работы прутся.
— Сходи, — с нажимом говорит Света.
— А! Понял.
Арсений выходит. На меня тут же набрасывается Таня.
— Расскажи, что случилось. Мы тут от беспокойства, как ты, уже весь маникюр съели. Уехала с Райсом, ни звонишь, ни пишешь. Мы уж не знаем что думать.
— Ага, — подтверждает Света. — Таня вообще предположила, что он маньяк. Убил и закопал. Мы в полицию хотели идти!
— Он меня просто бросил.
— В смысле? У вас что-то было? — девчонки переглядываются.
— Я такая дура! — из глаз льются слезы. Я скороговоркой все выкладываю. И про нашу ночь и про Жужу, и про скотину Толика.
— Ну, тихо-тихо, — Света прижимает меня к груди и гладит как маленькую по голове.
— Он был таким… у-у-у! И я подумала… А Нина была права, как всегда. Я не знаю, как сейчас дома показаться и посмотреть ей в глаза. А еще этот Толик! Меня от него воротит. Нина целыми днями на работе, я сейчас просто боюсь с ним оставаться наедине. Я же думала, что меня защитит Женя, как когда-то в детдоме. Что снова будет называть моя Жужу и покажет Париж, как обещал в детстве. Я ведь до сих пор храню браслет с Эйфелевой башней.
— Что какая башня?
Раньше
«Я спешу на наше с Женей тайное место, прижимая к груди пакет с вкусняшками, который принесла Нина. Представляю как мы будем объедаться конфетами, фруктами и горячими ватрушками. Сзади раздается свист.
— Воробьева! Юлька! — оглядываюсь.
За мной бежит Ромка Селиванов вместе со своими дружками. Я прибавляю шаг, добегаю до нашего парка. Ромка меня догоняет и пихает на забор.
— Куда спешишь? — прячу за спину пакет.
— Гуляю!
— Да? А мне шепнули, что к тебе сестра приходила.
— Приходила.
— И принесла что-то?
— Нет. Откуда у нее?
— Врешь, крыса! — толкает меня в плечо. — Мотя, забери у этой предательницы передачку.
У меня вырывают пакет.
— Отдай!
— Ты правил не знаешь? Все что передают, должно по-братски делиться. А раз ты скрысятничала, значит вообще ничего не получишь!
— Я не крыса! Ты мне просто не брат! И делиться с тобой я не должна! Отдай! А иначе…
— Что иначе?
— Я все Вере Палне расскажу! — вру конечно. Просто обидно. Нина купила на последние деньги, все утро мои любимые ватрушки с картошкой пекла, а есть будет козел Ромка. Ромка дает мне пощечину.
— Руки убрал, сука, — слышу знакомый голос. К нам направляется Женя с перекошенным от злости лицом.
Чё я вцепилась так в этот пакет? Просто капуста тушеная детдомовская поперек горла стоит. Так хочется домашнего. А сейчас из-за моего малодушия еще и Женька огребет.
— Женечка, — встаю между ними, пытаюсь достучаться до его разума, но в глазах цвета карамели звериный блеск и жажда расправы. — Хрен с ним! Пойдем.
— Иди, Жужу, — ласково. — Я сейчас подойду, — задвигает меня за спину.
— Ты чего, Костров? Она же крыса! Все себе забрать хотела.
— Пакет верни, — от его голоса спокойного, полного металла, становится плохо.
— Жень! — но он не слушает.
Хватает Ромку за грудки бьет кулаком. Парни Ромки накидываются на Женю, но получив пару раз от него, падают на землю.
— На девушку руку решил поднять! Урод! — Ромка под непрекращающимися ударами падает. — Вставай! Я не бью лежачего!
— Да подавись своими огрызками, — кидает в меня пакет.
Мне так страшно. Не за себя. За него.
Женя обнимает меня и целует в висок.
— Испугалась, маленькая.
Мы идем к нашему месту, а сзади слышатся: «Тили-тили тесто! Жених и невеста!»
Сидим напротив друг друга на нашем дереве.
— Больно? — вытираю кровь с костяшек Жени.
— Нет. Да оставь ты! — он взволнованный и озабоченный.
— Что случилось?
— Тетка с дядькой в Париж забирают, — я замираю, смотрю на него не моргая.