— Да, немножко, — Виктор сел к нему на койку. — Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Лучше. Что это было?
— Расскажи, что ты чувствовал, — вместо ответа попросил Виктор.
Карел нахмурился.
— Мне трудно, — сказал он. — И потом… я боюсь.
— Чего боишься?
— Мне кажется, если я буду рассказывать, это вернется.
Виктор вздохнул.
— Расскажи, — мягко повторил он. — Нам нужно знать, в чем дело, иначе…
Он не договорил. Лицо Карела исказилось от страха.
— Что иначе? Я все еще болен? Я не выздоровел?
— Послушай, Карел, надо спокойней, — вмешался Таланов. — С тобой бывали вещи похуже, а ты выпутывался. Со всеми бывало всякое, верно?
— Такого не было, — убежденно сказал Карел. — То все было вне меня, понимаете? А это — внутри. Поэтому я боюсь. Я теряю себя.
— Ну, объясни, что это значит.
— Не знаю, как объяснить, — Карел помолчал. — Сначала я вдруг подумал, что все это ни к чему. Ну, все, что мы делаем. Просто мне стало неинтересно. И вы, и все кругом, и я сам. Но когда мне говорили: встань, ходи, садись, — я это делал. Только уже будто не я, а кто-то другой, внутри меня.
Он тревожно посмотрел на товарищей.
— Это душевная болезнь, да? — спросил он.
— Не думаю, — сказал Виктор. — Откуда у тебя вдруг душевная болезнь? Ты же не новичок в космосе.
Лицо Карела немного прояснилось.
— Это верно, — сказал он. — Но только что же тогда? Понимаете, мне потом стало казаться, что все вокруг не настоящее. Как во сне. Или будто на картине нарисовано, только движется.
— Это как понять? — спросил Виктор.
— Да не знаю. Ну, плохая картина, такие тусклые краски, словно они выцвели, да и вообще нарисовано неубедительно. А сам я будто высох, уменьшился. И внутри меня кто-то сидит. — Лицо Карела опять свела гримаса страха и отвращения. — Я иду, а это будто кто-то другой идет, не я, не мое тело. Или, может, мое, но ведет его кто-то другой. А сам я как будто невесомый… — Он вдруг застыл, глаза его уставились в одну точку. — Это опять начинается… Не надо было говорить! Я знал, что не надо говорить!
— Успокойся, Карел! — Виктор положил ему руку на плечо и почувствовал, что все большое, сильное тело Карела сотрясается от страшного напряжения. — Это пройдет.
— Пройдет? Думаешь, пройдет? Ты ведь не знаешь, что это, и никто не знает. Зачем ты говоришь, когда не знаешь! Вот, вот, я опять потерял себя! — Карел побледнел. — Там, внутри, опять кто-то другой! Виктор, друзья, помогите мне, я ведь болен, этого не может быть, того, что я чувствую!
Он лег и уткнулся лицом в подушку. Таланов и Виктор молча переглянулись. Виктор достал из шкафа прозрачную трубку с белыми таблетками.
— Проглоти, Карел, — приказал он.
Карел сел, взял таблетку и проглотил. Потом начал ощупывать себя.
— Виктор, только по совести скажи: я все такой же? — вдруг спросил он. — Ну, я не стал меньше?
— Нет. Это тебе кажется. — Виктор вздохнул. — Я дал тебе снотворное, тебе нужно поспать и успокоиться. Спи, Карел, мы что-нибудь придумаем. Обязательно.
— Или придумайте, или убейте меня, — сказал Карел угрюмо. — Так жить все равно нельзя. Я ведь не знаю, чего хочет этот, другой, внутри меня. Я не могу так.
— Карел, это болезнь. Ты же понимаешь, что никого другого внутри тебя нет. — Виктор говорил тихо и спокойно. — Спи. Главное — не бойся, мы тебя вылечим.
— Мы можем сделать для Карела только одно: уберечь его от дальнейших страданий, — сказал Юнг, — и доставить на Землю. Там его вылечат.
— Анабиоз? — спросил Таланов.
— А что же еще? — Юнг пожал плечами. — У нас не остается ничего другого. Карел страдает. А в полете ему, наверное, станет еще хуже. И чем это может кончиться, мы не знаем, верно?
— Виктор, ты как? — спросил Таланов.
— Не знаю. Пока не могу понять, что случилось.
— Но ты соглашаешься насчет анабиоза?
Виктор подумал.
— Отложим до завтра. Я буду дежурить эту ночь в медицинском отсеке.
— А это не опасно? — спросил Герберт Юнг. — Карел ведь очень сильный. В случае чего…
— Я дам ему снотворное.
— Будут дежурить двое, — сказал Таланов. — Ты и Юнг. Спать по очереди.
Карел проснулся вечером. Виктор дал ему таблетку энергина, поговорил с ним. Энергии на этот раз подействовал совсем ненадолго. Карел дрожал от страха, он был неузнаваем. Он, конечно, не уменьшился, но лицо его так осунулось и побледнело, что Карел казался совсем другим человеком. И глаза у него были еще более странные, чем днем. Виктор присмотрелся и увидел, что Карел сильно косит.
— Ты хорошо видишь? — спросил он.
— Плохо, — сейчас же отозвался Карел. — Очень плохо. Туман, все струится. Вот тут, — он показал рукой влево, — какое-то переливчатое пятно. И ты расплываешься, я тебя плохо вижу.
Действие энергина проходило. Карел стал говорить тише, бессвязней, все время будто прислушивался к чему-то внутри себя. Виктор дал ему снотворного.
— Ложись пока спать, — сказал он Юнгу.
Через четыре часа он разбудил Юнга.
— Если проснется Карел, дашь ему еще снотворного, — сказал он и сразу уснул.
Ему показалось, что спал он всего минуту. Юнг тронул его за плечо, и он вскочил, протирая глаза. Карел лежал на спине, ровно и глубоко дыша; он слегка разрумянился от сна и казался совсем здоровым. Виктор взглянул на часы: двадцать минут третьего, он не проспал и двух часов.
— Что случилось, Герберт? — спросил он.
Юнг молчал. Он сидел сгорбившись, весь будто сжался. Прямые светлые волосы, всегда так аккуратно зачесанные назад, свисали на лоб. Виктор поглядел на его бледное, сразу осунувшееся лицо и до боли прикусил губу.
— Герберт, что с тобой? — еле выговорил он.
Юнг поднял на него светло-голубые глаза: в них был испуг.
— Я тоже… я болен, как Карел. То же самое, что он говорил, Юнг внезапно схватился за голову обеими руками. — Голова стала легкая, как воздушный шар… Может улететь… Да… и все, как во сне…
Виктор подошел к нему. Юнг отшатнулся и закрыл лицо руками.
— Ты можешь остаться один? Я сейчас же вернусь.
— Иди, пока я не гляжу, — глухо ответил Юнг. — Когда ты ходишь, мне кажется, что ты идешь сквозь меня.
Выходя из кабины, Виктор обернулся: Юнг сидел, зажмурив глаза и держась за голову.
— Карел позавчера порвал скафандр, — сказал Владислав. — Я совсем забыл. Разрыв был совсем маленький.
— Как же это он порвал скафандр? — спросил Таланов. — Легкое ли дело!
— А я вам говорил, что мы зверька видели в городе. Карел поймал его для Юнга. Зверек был красивый такой, с голубоватой блестящей шкуркой, похож на кошку, только мордочка остренькая, как у лисенка, и глаза большие, темные. Зверек начал вырываться, а у него когти острые, вот он когтем и зацепился за скафандр на плече. Тут Карел, конечно, бросил с ним возиться и начал чинить скафандр.
— Ну вот. Значит, это инфекция, — почти удовлетворенно резюмировал Таланов.
Он замолчал. Все трое подумали об одном и том же.
— И от этого они все погибли, да? — тихо проговорил Владислав. Тогда…
Таланов и Казимир молчали. Болезнь эта, по-видимому, развивается молниеносно. Уже неважно, кто будет следующим. Два-три дня — вот что осталось им всем в лучшем случае. Потом болезнь. И смерть. В таком состоянии не доведешь ракету до Земли.
Первым заговорил Таланов.
— Владислав, мы с тобой поедем сейчас в город. Надо, мне кажется, проверить ходы, идущие вглубь, под почву.
Владислав быстро взглянул на него.
— Вы что-нибудь заметили? — спросил он.
— А ты?
— Ничего определенного. Но вчера, еще до того, как Карелу стало совсем плохо, мы с ним спустились в люк на главной, площади и там… ну, словом, там кто-то есть, какие-то живые существа, я в этом уверен. Хотя ничего определенного сказать не могу.
— А все же? — спросил Таланов.
— За нами кто-то следил. Я не видел, скорее чувствовал.
— Почему сразу не сказал?
— Из-за Карела. С ним начало все это твориться… Он тоже как будто чувствовал, что следят, а потом наверху я его спросил, и он ответил, что это нам показалось.
— Да ведь ему все стало казаться сном, — заметил Таланов.
— Ну да, но это потом, а тогда я решил, что мне тоже показалось.
— А теперь ты так не считаешь?
— Не считаю.
Таланов подумал.
— Казимир, можешь ты сочинить небольшую записку на их языке? Написать крупными знаками несколько простых вопросов? На всякий случай.
— Постараюсь, — Казимир поднял сияющие синие глаза на Таланова. Что надо написать? Мой «Линг», я думаю, быстро справится.
«Линг» — это был электронный анализатор языка, усовершенствованный Казимиром, его гордость и радость. Все знали: Казимир потому и согласился на внезапную и долгую разлуку со своей Кристиной, что не устоял перед блестящей возможностью испытать способности «Линга» на совершенно чуждых языковых системах.
— Я думаю так: «Мы прилетели к вам издалека». Тут надо рисунком показать, откуда мы: отметить путь от Земли до них. Кстати, как все-таки они называют свою планету?
— Боюсь, что на слух этого не уловишь. У них очень сложная фонетическая система, все зависит от высоты и модуляции звука. Не то Энимеен, не то Инемиин…
— А «Линг» что говорит?
— В том-то и дело, что «Линг» не говорит, а пишет, — смущенно сказал Казимир. — Он все это подробно объясняет, а я все равно не могу уловить особенностей произношения. Если б услышать живую речь…
— Да, если б! — усмехнулся Таланов. — Словом, запиши текст. Дальше так: «Хотим срочно поговорить с вами. Мы ваши друзья. Почему вы прячетесь?» Ну, хватит на первый раз. Тем более, что непонятно; где и как мы их увидим.
— Сочиняй, — сказал Таланов. — Привет «Лингу». Я пока пойду к Виктору.
Владиславу не хотелось снова видеть больных — впрочем, Виктор все равно держал их теперь в изоляторе и никого туда не впускал. Не хотелось смотреть и на то, как молниеносно перемигиваются зеленые и красные огоньки на белом пульте «Линга». Он остался в кабине и откинулся на спинку сиденья, почувствовав страшную усталость. «Мы все равно ни черта не успеем… К чему это все?» — подумал он и вдруг испугался: а что, если это уже начало болезни? Он вскочил и начал быстро расхаживать по кабине. Потом решил проверить, не кажется ли ему собственное тело чужим, и стал делать гимнастические упражнения. Казимир появился в тот момент, когда Владислав с яростью наносил удары по невидимой мишени. Владислав сразу остановился и почувствовал, что краснеет.
Но Казимир и не думал издеваться над ним.
— Разминаешь мускулы? Правильно! — мечтательно сказал он. — Эх, сейчас бы в наше дорогое Закопане! Снег блестит, лыжи сами идут…
— Неплохо бы… — согласился Владислав и вздохнул. — Написал письмо?
— А как же! «Линг» в два счета…
Таланов появился в дверях.
— Ну-ка, покажи, как оно выглядит, — сказал он.
— Вот, пожалуйста, — Казимир протянул ему плотный лист бумаги, разрисованный непонятными знаками: строка покрупнее, над ней вплотную ряд мелких значков. — Надеюсь, это будет им понятно. Если только, конечно, это их язык…
— Чей же еще? — спросил Таланов.
— Кто знает? Может, те, которые живут в подземельях, истребили жителей этой планеты, — задумчиво ответил Казимир. — Убили тех, кто любил свет, потому что сами боятся света, ненавидят его…
— Мрачная картинка, — сказал Владислав.
— А ты представляешь себе что-нибудь более веселое? — осведомился Казимир.
Таланов задумчиво разглядывал письмо.
— Почему они пишут в два ряда? — спросил он.
— Верхний ряд, с мелкими значками, обозначает высоту и модуляцию звука. У них, по-видимому, много гласных и есть разные варианты их звучания, меняющие смысл слова. Очевидно, слух у них более тонкий и изощренный, чем у нас. Без этого верхнего ряда нельзя понять, что говорится в основном тексте. Зато основных знаков немного.
— Нелепо, — заметил Владислав. — Ведь проще иметь побольше основных знаков.
— В наших земных языках тоже сколько угодно нелепостей, — сказал Казимир.
— Ты нигде не встречал в их книгах упоминаний о подземельях, о ходах под городом? — спросил Таланов.
— Нет. Впрочем, я ведь очень мало читал.
— Ладно. Едем, Владислав.