— В прошлом году в июле я еще не был бёрст линкером…
— Да какая разница! Лучше скажи… а ее уже можно есть?
— А, конечно.
Харуюки подвинул тарелку с вишней в самый центр стола. Нико радостно сцапала первую вишенку сорта Сато Нисики и отправила ее в рот. Харуюки невольно улыбнулся, услышав, как аппетитно она чавкает.
— Не знал, что ты так любишь вишню, Нико, — прокомментировал он, сам принимаясь за ягоды.
Нико выплюнула косточку в свое блюдце и ответила:
— Разве я не говорила, что это моя самая любимая ягода после клубники? Когда мы в первый раз встретились с Черри Руком в том мире, я даже предложила ему поменяться аватарами.
— Вот как… кстати, ты и сама немного похожа на вишенку, — расслабленно ответил Харуюки, окинув взглядом сидевшую напротив гостью.
Она была одета в черную майку и футболку с воротником лодочкой, дополненные облегающими джинсовыми шортами. Сходство с вишенкой действительно наблюдалось — тощее, словно черенок, тельце, ярко-рыжие волосы—… и тут Харуюки вдруг заметил, что ее личико тоже стремительно приобрело алый оттенок.
— Эй, ты поосторожнее со словами!..
— Э?! Я… я ничего такого не имел в виду…
— Еще бы ты имел!.. Ну да ладно, если ты так думаешь, я сама буду иметь в виду.
Покрасневшая до ушей Нико схватила еще две вишенки и отвернулась.
«Не знаю о чем она, но неважно, главное, что вишня успела к ее визиту приехать», — подумал Харуюки, но не успел даже отпить молока из своего стакана…
Как прозвучал дверной звонок, и перед глазами выскочило сообщение о том, что у него появился новый гость.
Рефлекторно поднятая рука Харуюки вдруг замерла на полпути.
По спине пробежал холодок. Наверное, именно такая смесь страха и предвкушения ощущается на вершине американских горок перед тем, как тележка ухнет вниз.
К счастью, Нико была так увлечена вишней, что ничего не заметила. Харуюки сглотнул и нажал на кнопку ответа.
В окне появилось изображение с камеры у турникета на первом этаже. Там, улыбаясь, стояла Черноснежка — собственной персоной, с которой он расстался на Седьмой Кольцевой каких-то двадцать минут назад. Харуюки развернулся на стуле, сжался, повернувшись спиной к Нико, и тихо прошептал:
— Ч-Ч-Черноснежка-семпай?!.. П-п-п-почему ты здесь?!
— Знаешь, я отправилась домой, но на душе почему-то стало неспокойно. Я решила, что это из-за твоей учебы — вдруг ты будешь лентяйничать? — и потому вернулась.
«Вот она, устрашающая интуиция Черной Королевы!..» — мысленно содрогнулся Харуюки, стараясь удержать на губах улыбку.
— С-с-с-спасибо тебе за заботу. А-а… а что учитель?..
— Увы, у Фуко были свои дела. Но она просила передать тебе привет.
«Интуиция учителя пугает не меньше…» — вновь содрогнулся Харуюки, а затем решился и, словно бросаясь в воду, нажал на кнопку открытия замка.
— Н-ну ладно, заходи, поднимайся, пожалуйста.
— Благодарю. Буду через минуту.
Окно исчезло, и Харуюки медленно развернулся обратно.
Естественно, Нико уже заметила происходящее и сидела, играя с черенком от вишни.
— Это там Лотос… тьфу, то есть Снежка?
— У-угу. Но как ты догадалась?..
— У тебя на лице написано. Словно не знаешь, бояться или радоваться, — Нико хмыкнула и откинулась на спинку стула. — Эх, придется оставшимися вишнями с ней делиться.
Ровно через минуту прозвенел дверной звонок. Когда Черноснежка встретилась в коридоре с Нико, на ее лице появилась недобрая улыбка.
— Так я и думала. Нетрудно было догадаться, что ты заявишься сюда.
По случаю воскресенья Черноснежка оделась не в школьную форму. На ней оказалась туника с рисунком из белых цветов и брючки, доходившие до колена. Открытые плечи выглядели ослепительно красиво, но у Харуюки не осталось времени любоваться — он сразу пригласил ее к столу:
— Проходи, присаживайся. Сейчас принесу… э-э-а, чего тебе налить?..
— Молока, конечно, — произнесла Нико с ухмылкой, и Черноснежка нахмурилась.
— Не то чтобы я не любила молоко… но почему «конечно»?
— Хе-хе, тебе еще есть, где расти.
— К-куда это ты смотришь?! Меня мое тело полностью устраивает!
— О-о-о, так ты хочешь сохранить их миниатюрными?
— М-можно подумать, ты чем-то лучше!
— Так у меня еще куча времени, чтобы вырасти!
— Ага, не успеешь оглянуться — три года пролетят, и метаться будет уже поздно.
— Значит, ты и сама мечешься?
— Не мечусь!..
Слушавший их спор Харуюки едва нашел момент, чтобы вставить:
— …Так все-таки, что тебе налить?
Недовольно оглядев Харуюки, Черноснежка скомандовала: