— Наверняка в баре есть безалкогольная моча фей для малышни, как ты, так почему бы нет! — с хохотом дезинсектор подгреб к себе за шею младшего члена команды и от души взъерошил ему прическу.
Единственным человеком на планете, не осведомленным о сегодняшнем празднике, оставался Томас РэдБилберри, уводивший от колонии прогулочный катер с пассажиром, который притворялся, будто спит.
***
— Будем сидеть в кабине катера на краю бесконечно глубокой пропасти и жевать бутерброды? — Том не то что бы не доверял приятелю, однако все же оставался деловым человеком и хотел знать, что происходит, зачем и почему.
— Эти бутеры я сварганил из всякого вкусного, и там даже есть сосиски, — Боунс в ответ сделал лицо «слышь, не обижай моего внутреннего повара» и смущенно потер красный нос. — Мы пожрем, а потом выйдем из катера, и я покажу окрестности, — он ухватил один из пухлых батонов с щедрой начинкой, — а кроме них еще старый спуск в пропасть. Не до дна, но… увидишь.
Оставалось только смириться и вгрызться во второй бутер. Рэд неторопливо жевал припозднившийся завтрак и сквозь лобовое стекло обводил взглядом черноту скал, изломов пород, представлявших из себя противоположную стену Раскола. Великая пропасть, такая огромная, словно когда-то планета пыталась разорваться пополам, сделала это до середины, да так и осталась. Чудные изломы атмосферных слоев порождали великолепный вод… воздухопад. Газ бесшумно срывался в пропасть, а на грани дрожащих воздушных стыков вспыхивали под лучами бесчисленные радуги.
— Перламутр…
— Чего? — Константин отвлекся от созерцания тьмы провала.
— Блеск перламутра напоминает. Очень красиво, — объяснил мужчина.
Парень неуверенно заулыбался и кивнул.
— Здесь обратная радуга. Зеркальный порядок цветов, жемчужные оттенки. Так говорил художник, который умер в год, когда я только прибыл.
— Расскажешь о прибытии? — Рэду давно было любопытно, и сейчас он ловил шанс. Раз фермер его похитил и выволок чуть ли не на край света, пусть хоть что-нибудь даст взамен. — Как ты решил работать в колонии?
По насупившемуся лицу парня замечалось, он не особо хотел распространяться. Но густые красноватые брови быстро расступились от переносицы.
— Эх, лан. В общем, в четырнадцать я свалил из дома, — Боунс деловито отряхнул крошки с ладоней и развинтил термос. — Не смотри так, это не из-за проблем в семье. Почти. Просто у меня не было отца, и было шило в жопе, которое зудело «найди папашу, найди!» Я собрал рюкзак и сделал ноги в ближайший космопорт, — отхлебнув чаю, фермер оскалился, вглядываясь в далекие воспоминания. — Стоит ли говорить, что я почти сразу вляпался в плохую компанию, вертящую всякое дерьмо на ушах? Даже не очень понимал, что делал — явно работал шавкой на побегушках. Пока мобилу не спиздили, общался с матерью, врал, что компания не так уж и плоха.
Том внимательно слушал, не перебивал. Замечая бледные пальцы и красные пятна на лице собеседника, пилот понимал, что колонисту очень сложно открываться в рассказе.
Боунс сглотнул и продолжил:
— Потом тех ребят накрыли, а я как-то свалить успел. Мне повезло. Тогда меня подобрали чернорабочим на крейсер дальнего плаванья, и я служил там два года, — на этом моменте последовала улыбка. — Было неплохо. Научился всякому, от починки крейсерных моторов, до ухода за райским уголком в центре судна. Такое уютное местечко с настоящим прудиком, цветным лесом и птичками-рыбками. Охренеть, да? Богачи на своих стоэтажных крейсерах просто с ума сходят!
— Зато неплохо платят, когда им действительно требуются услуги, — усмехнулся и пилот, имевший дела с контрабандой. Чаще всего ценный запрещенный груз заказывали именно влиятельные люди, чьим тяжеленным кошельком можно было колоть орехи, образно говоря.
— Ага, у меня появилось немного денег. И даже друг, хлыщ такой, официантом там работал. Я был полон надежд, а он скепсиса и подозрений, так что я старался его поддерживать. Бухали вместе и к девкам клеились, короче, — фермер неловко поскреб затылок. — Космос. Всюду за пределами крейсера простирался бесконечный космос, иногда такой потрясающе-насыщенный искрами миров, что я думал — вот сейчас мои мечты осуществятся, все получится! Но иногда в иллюминаторы виднелась лишь тьма, всепоглощающая, как пиздец, и в такие моменты я хотел домой, к земле, погрузить руки в теплый мох…
Подозрительно пришмыгнув носом, Боунс сумрачно закончил:
— Мой друган так и не выдержал, с собой покончил. Там многие молодые не выдерживали рабочей нагрузки и темноты за бортом. Не знаю, почему так. Я сошел, как только появилась возможность, и стал искать работу на планете, решив — хватит с меня космоса. Потому что долгое время не мог смотреть в черноту, видел того официанта… И вот подвернулась возможность — набирали крепких людей для пополнения численности фермерских угодий. Жирная земля, белое солнце, трали-вали, все дела — и я, уже занесший одну ногу через порог решения вернуться домой, рванул наниматься в колонисты. А дальше криосон, четыре недели бодрствования, и вот я тут.
— Значит, с семнадцати лет трудишься на здешних хозяев? — Томас тоже налил себе чаю, пока обдумывал историю фермера. Она не показалась лживой. Таких историй, а то и еще более тяжких, мир за тысячелетия существования повидал немыслимое количество раз.
— Точно. У меня есть земля, солнце, как и хотел, — внезапно посерьезнев, Боунс повернулся к мужчине, глядя, однако, в пол. — Только по матери иногда немного скучаю. У меня кроме нее никого не было, и я… я уходил, мечтая, что моя семья станет больше. Блять, желание сбылось, но с эффектом обезьяньей лапы.
При этой горькой жалобе Томас мышцами груди ощутил в кармане пластик конверта, который предпочитал не оставлять среди личных вещей, носил при себе. Наемники не лезли в чужую душу и карман, но в чрезвычайной ситуации могли искать барахло по сумкам и ящикам. Так что Рэд перестраховывался, не желая, чтобы в случае чего его друзья были объявлены соучастниками.
— Кто-то из жителей колонии портит жизнь? — сделал он вторую попытку вызнать истинное положение отношений Константина в «Звездной Пристани».
— Нет, все ровно… — Боунс отвернулся и зашевелился, стряхивая тоскливое оцепенение и остатки завтрака в сумку. — Так, засиделись! Раскол сам себя не исследует! Шевели булками, чувак, нас ждут глубины Третьей!
Место для спуска, оборудованное неподалеку, явно давненько никем не использовалось — земля осыпалась на площадку, металл конструкций обтекал от обильного количества неведомого конденсата.
Тем не менее, подъемник исправно работал, хоть и включался две минуты. Глядя на приближающуюся из глубин огражденную перилами площадку, Константин предложил наемнику не ехать на этом сомнительном агрегате, если он не хочет, потому что дело реально казалось рискованным.
Но вскоре они уже спускались. Свет проникал в разлом на несколько сотен метров, но чем дальше, тем больше сгущалась тьма. Черные искрящиеся изломы стен померкли, а радуга в атмосфере давно пропала, еще на первой сотне метров.
Щелчок подъемника.
— Километр, — объяснил фермер и, повозившись с дверью, вышел на помост, пристроенный к стене человеческими силами. — Дальше только пешком по лестнице. Еще дальше — со скалолазным снаряжением. Но мы можем дойти до конца лестницы.
— А обратно? — с легким подозрением осведомился Том, которому этот поход нравился все меньше и меньше.
— Ножки заболят, — спокойно кивнул Константин, как будто не ползать по железкам над бездной приглашал, а пройтись по тротуару в парке. Сахарной ваты не хватало для пущего эффекта. — И хорошо, что не спрашиваешь, почему нельзя было спуститься в пропасть на катере…
— Я летчик, — Рэд посмотрел в небо, видневшееся из глубины серым. — Сам вижу, какая здесь воздушная яма. Катер просто провалился бы вниз безо всякой опоры и не сумел подняться.