От этого вопроса командор впал в еще более длительное оцепенение. Но если раньше его чешуйчатая морда выражала сожаление, то сейчас на ней поселилась полная растерянность.
– Он позвал меня. – Речевой адаптер нэйджала издал едва различимый писк.
– Кто он?
– Великий Учитель.
– Ничего не понимаю. – Марк затряс головой. – Вы были на Агаве? Вы видели Великого Учителя?
– Нет. – Очередь мотать головой перешла к Хризику. – Он вошел со мной в астральный контакт и приказал доставить вас на Агаву. Мы подобрали челнок хранителя Ратры в условленном месте на краю Черной зоны и немедля отправились к Тогору.
– А как же разрешение на полет? «Трокстер» – не ваш личный корабль. Если мне не изменяет память, он принадлежит департаменту науки и картографии.
– Разрешение? – Глаза нэйджала завертелись, как мельничные колеса на ураганном ветру. – О разрешении я как-то не подумал…
Клац! Марк подсознательно почувствовал, как в голове Хризика что-то щелкнуло. За компанию с этим звуком в мозг лейтенанта ворвалось дружеское пожелание: «Баран, больше не задавай идиотских вопросов!» Что-что? Грабовский уже собирался переспросить таинственного невидимку, но его перебил Хризик:
– Мне показалось, что в сложившейся экстренной ситуации я должен был действовать быстро и решительно. Уверен: руководство по достоинству оценит мою инициативу. – Командор выпятил свою затянутую жилетом грудь, явно намекая на свободные места, те, на которых еще не успели поселиться золоченые медали.
– Конечно-конечно. – Сбитый с толку, лейтенант путался в версиях своих галлюцинаций. – А когда ориентировочно мы прибудем на Агаву?
– Через семь дней, четыре часа и сорок две с половиной минуты. – Хризик поднялся с кресла. – Естественно, если стартуем немедленно.
– Тогда в путь! – Грабовский решил приберечь все вопросы до встречи с Великим Учителем.
Глава 5
Пятый день пути. Вроде бы пока все идет гладко, но почему так паршиво на душе? Грабовский вот уже который час бродил по бесконечным палубам «Трокстера». Все здесь дышало воспоминаниями. Все, на что натыкался взгляд или к чему прикасалась рука, хранило отпечаток когда-то шумной и лихой ватаги сорвиголов под грозным именем «Головорезы». Палуба 163-В. Это сектор его разведвзвода. Марк пнул одну из дверей. Каюта Венцеля и Грандье. Обоих уже нет. Одного изжарил взбесившийся боевой шлем, другого разорвал охотник. Осталась только память, однако и она умрет, как только умрут они, последние из «головорезов». Со стоном лейтенант провел рукой по корявой надписи, выцарапанной солдатским ножом над одной из коек: «Я люблю тебя, Мари!» У Марка потекли слезы. Он не стал вытирать мокрые глаза. Кто сказал, что мужчины не плачут? Еще как плачут. Только там и тогда, когда их никто не видит. А сейчас как раз время и место. Он выл, как раненый пес, он проклинал весь мир и себя самого. Все, что у него осталось, – это память, и в этой памяти живут одни мертвецы. Господи, он похоронил почти всех! С каждой новой утратой Марк терял частицу своей души. И вот сейчас он превратился в привидение, которое только и ждет, когда кто-нибудь свирепый и безжалостный добьет его, избавив от мук.
«Держись, солдат!» – Металлические стены завопили на высокой запредельной для человеческого уха частоте. Этот звук не коснулся барабанных перепонок, а, словно в губку, впитался в мозг лейтенанта.
– А… что? – Марк юлой завертелся по комнате. – Кто со мной говорит?
Крик Грабовского так и остался без ответа. Каюта, как и прежде, была пуста и безмолвна. Лишь огоньки портативного слита подмигивали землянину своими синими и желтыми глазками.
«Ты сходишь с ума! – Лейтенант закрыл лицо руками. – Очнись! Опомнись! Жизнь еще не закончилась. До конца пройди свой путь. Ты вернешься на Агаву и завершишь то, что начали твои погибшие товарищи. Быть может, кто-нибудь из них еще жив и нуждается в твоей помощи. А ты раскис! Тряпка!» – Марк рванулся к выходу из каюты.
Палуба номер сто пять. Рукой подать до капитанского мостика. Здесь когда-то квартировал весь командный состав экспедиции. Проходя по длинному, ярко освещенному вестибюлю, Марк бессознательно следил за номерами кают. Дверь номер шестьсот три. Старое прибежище профессора Торна. Грабовский несколько раз заходил сюда. Память не замедлила воскресить лицо маленького чернокожего ученого. Вот он, важно развалившись в пузатом кресле, с вожделением потягивает свой любимый апельсиновый сок. Марк не удержался. Остановившись, он коснулся идентификатора дверного замка. Трам-там. Под мелодичный перелив красный огонек сменился на зеленый. Стальная дверь поползла в сторону. «Ничего не меняется. – Марк улыбнулся. – Мое имя все еще в списках гостей профессора».