Глава 2
Индивидуальные уроки Адам давал редко, оставляя это занимательное задание учителям хореографии, но на сей раз пришел сам. Я думала, что мы будем репетировать «Рубины», но только заикнулась, как балетмейстер меня остановил: велел отставить в сторону прошлые роли и «устремиться в будущее». Из этого я сделала вывод, что ему позарез необходимо получить деньги незнакомца и он собирается стрелять наверняка. В качестве снаряда выступала я, а в качестве мишени, боюсь, были обозначены те самые штаны, о которых Адам столь фривольно отозвался, взбесив своего гостя.
— Название нового балета — «Пари», — вдохновенно вещал балетмейстер. — Это современная история о потрясающе красивой и капризной девушке по имени Кристина. В первом акте в нее влюбляется молодой человек по имени Ганс и всячески добивается расположения. Она поддается не сразу, но все же отвечает ему взаимностью. Однако Ганс игрок. Однажды он заключает пари и проигрывает любимую другому человеку. Во втором акте Кристина оказывается в руках визави Ганса. Он очарован ею, но понимает, что сердце красавицы принадлежит другому, и подговаривает ее отомстить. В итоге после долгих метаний героиня соглашается. Она приходит к Гансу и заносит нож, но видит его глаза и не может нанести удар. Она говорит, что прощает его и что они больше никогда не увидятся, а потом уходит к человеку, которому, фактически, подарили ее любовь. — Адам помолчал, оценивая мою реакцию, а затем добавил: — История без счастливого финала, тебе подойдет.
Я предпочла проигнорировать шпильку, но про себя не без ехидства подумала, что новаторства в идее Адама не так уж и много. Историю предательства любимого человека как только не перекраивали. И это при том, что в классике она уже звучала громко и красиво. Неудивительно, что один лишь незнакомец согласился посмотреть, на что способна труппа. Очевидно, что они с нашим балетмейстером давние знакомые, вот он и сделал… одолжение.
— Только вот этой оскорбленной гримасы не надо. «Рубины» не для тебя, — фыркнул Адам. — За все три года, что тебя знаю, я не видел на твоем лице широкой и искренней улыбки, а в этом спектакле нужно скалиться во все тридцать два зуба. Если не считать Диану, ты единственная танцовщица труппы, способная вытянуть хореографию, но эмоционально к такой роли ты не готова. С лирикой шансов куда больше.
Если бы не подслушанный накануне разговор Адама с незнакомцем, я бы пришла в восторг. Балетмейстер пытался говорить со мной, даже что-то объяснить — нонсенс! Увы, я знала, что это совсем не ради моего блага, и не испытывала иллюзий. Если бы гость вдруг передумал, Адам бы охотно дал мне пинок под задницу и назначил Ди. К счастью, себя и свои амбиции он любил больше.
— Которая сцена тебе кажется самой эмоциональной? — поинтересовался Адам.
— Та, где героиня понимает, что ее предали, — сказала я без заминки и только потом осознала, откуда такой странный выбор.
Наверное, я должна была сказать, что вся прелесть пьесы в воссоединении возлюбленных, когда Кристина заносит нож, но неожиданно прощает любимого. Щемящий горько-сладкий момент перед расставанием. Увы, радость любви мне не близка, в отличие от горечи предательства. И я была уверена, что если постараюсь, то сумею вытащить из себя прошлые переживания и донести их до зрителя. Вскрыть старые, уже зарубцевавшиеся раны и показать зрителю настоящую кровь.
— Тогда с нее и начнем, — подвел итог Адам, не став придираться к моему выбору.
Вопреки ожиданиям, балетмейстер не только зачитал мне хореографию, но и терпеливо прошел под счет перед зеркалом, показывая, в какой момент как повернуться, где поднажать, а где смягчить резкость. Времени на это ушло совсем немного: к технике Адам не придирался. А вот об эмоциях рассказывал словно трехлетнему ребенку. Не доверяя. Адам рассуждал о них так долго и подробно, что мне стало страшно начать зевать или позабыть движения. А ведь так и с репетиции вылететь недолго! Прецеденты бывали. В какой-то момент я попросила остановиться и попробовать совместить хоть часть ощущений с хореографией. Однако стоило мне сделать пару шагов, как Адам застонал:
— Не-е-ет. Ты не чувствуешь и не там делаешь вдох. Перед первым шагом ты должна максимально раскрыться и набрать в легкие воздуха. Тебя шокирует новость и место, где ты оказалась. Ты задыхаешься от ужаса, по инерции ступаешь вперед, а затем застываешь, смотришь по сторонам и пятишься назад. Ты еще не до конца осознала, что происходит, что он с тобой сделал. Ты в шоке. Позволь себе это чувствовать. Боль, страх, непонимание, дикое желание вернуть все назад. Ты оглядываешься по сторонам не в поисках опасности — ты ищешь хоть что-то знакомое, то, к чему можно вернуться. Но все изменилось. Тебе должно быть больно и страшно, — драматично прошептал Адам, и у меня помимо воли волосы на руках встали дыбом. — Потеряйся, Павленюк. Будто здесь нет ничего привычного: ни зала, ни зеркал, ни меня. Ты до жути одинока. В задницу твою хваленую точность движений, дай мне хоть что-то кроме дотянутых носков и гордой осанки! Дай эмоции, да такие, чтобы слезы из глаз потекли!