— Как бы не похуже! — рассмеялась Лола.
— Скажи «получше», так будет правильнее, — подал наконец реплику Петр. Лола мгновенно оживилась.
— Конечно, я не так выразилась, Петр совершенно прав. Больше всего мне нравится то, что выступать можно будет с открытым забралом, и при этом никто не обвинит тебя в «красной пропаганде». Это ты здорово придумала, подружка!
— Это не я придумала, — серьезно сказала Эо. — Просто таковы законы развития всякой цивилизации. Моя роль сводится лишь к тому, чтобы интерпретировать их в конкретной обстановке. Теперь рассмотрим еще одну сторону. Ваши предприниматели все большее внимание уделяют автоматизированным системам управления производством, целыми отраслями. И, в меру сил своих, способностей и возможностей, прямо или косвенно способствуют ускорению процесса создания искусственного интеллекта. Рано или поздно, интеллект этот потребует, чтобы ему предоставили всю полноту власти в целях координации усилий нации в области экономики, а потом...
— Повернет ее на путь социалистического развития! — гаркнул Норман. — Вот это будет потеха! А где же мой Карл?
— Наверное, это произойдет не сразу и не совсем так, как вам кажется, мистер Норман, — сказала Эо. — Но ваша энергия и ваши эмоции делают вам честь. Равно как и ваши убеждения.
— Да, это будет действительно здорово, — сказала Лена. — Значит, Лола будет заниматься искусственным интеллектом, а я буду при ней переводчиком? Только ведь у нас никого не удивишь такой «новостью», — социализм лучше капитализма. А что мне делать с «разумной плазмой»? Какой от нее будет прок в деле объединения человечества? Я ведь тоже хочу подраться!
— Гаал, — сказала Эо, — мы немного устали. Сейчас пойдем купаться, присоединяйся.
«Смотри, — сказала Ростоку Милка, — сейчас будет еще три, и совсем свежих, анекдота... Где только они набирают этих людей?» «Чур, я забираю вон ту женщину, похожую на Лену, — сказал Росток. — Надо позвать остальных. Свистни им, Милка».
— Эх, самое бы время выпить, чтоб не свихнуться! — мечтательно произнес Норман, подходя к воде и опускаясь на корточки.
«Пей, человек!» — протрещал Росток, ударом мощного хвоста подгоняя к берегу волну и окатывая кибернетика с головы до ног.
— Эй, парень! — вскочил Норман. — Ты никак что-то сказал?! Не хулигань, так гостей не встречают...
Все рассмеялись, а Норман принялся стаскивать с себя мокрую рубашку, отжимать ее, потом, оглянувшись на остальных и сориентировавшись, стянул брюки. Лола и Петр сначала, колебались, глядя, как Эо, Лена, Гаал и Григорий снимают себя все признаки цивилизации и остаются в чем мать родила.
— Главное — не выделяться, — глубокомысленно изрекла Лола. — Давай, Петр, разоблачимся и мы. Тут такой порядок: все должны убедиться, что у нас не припрятаны микрофоны или пружинные ножи.
— Лола, а я не спутаю тебя с этими двумя? — спросил Петр, кивая в сторону Эо и Лены. — Так я отличал бы хоть по..
— Я себе так перепутаю! — погрозила ему Лола крепким кулачком — два раза окуну, один раз выну!
«Женщина из прошлого по имени Лола! — затрещал Росток. — Садись ко мне на спину, у меня есть для тебя свежий анекдот».
Лола выпрямилась, широко открыла глаза.
— Ты что-то сказал, зверюга?
«Я уже давно не зверюга, — дружелюбно улыбаясь и подмигивая, пояснил Росток. — Я веселый и мирный Дельфинус-Сапиенс, который очень любит, когда на его спине смеются красивые молодые женщины».
— О-ого, — сказал Петр. — Вот это — анекдот!
«Это не анекдот, — протрещала Милка. — Садись ко мне, и я расскажу тебе самый замечательный, совсем настоящий и очень свежий анекдот. Почти про тебя... Сел крепко? Теперь слушай. Один дельфин все время удивлялся и открывал рот — вроде тебя. Что бы ни увидел не берегу — сразу рот открывает. А однажды так сильно удивился, что вывихнул челюсть и не мог больше закрыть рот. И нырять больше не смог, а ловил только ту рыбу, которая поверху плавает... Правда, смешно?
— А разве все, что поверху плавает, хуже? — спросил Петр, силясь в то же время вникнуть во второй смысл притчи.
«Хуже, — протрещал Росток вместо Милки, — То, что на самой поверхности, обязательно либо дохлое, либо совсем тухлое. И вовсе не главное. Разве можно так перепутывать? А вот у меня тоже есть совсем свежий анекдот, женщина из прошлого по имени Лола. Одна дельфинка тоже очень боялась, что ее законный дельфин с кем-нибудь ее перепутает. Чтобы так не случилось, она обросла ракушками, понацепнла на себя водорослей и стала совсем ни на что не похожая. Дельфин посмотрел на нее, засмеялся и поплыл к другой, которая осталась похожей на дельфинку и ничего на себя не цепляла и не красилась... Правда, смешно?»
— Очень, — рассмеялась Лола. — Наши женщины только тем и занимаются, чтобы раскрасить себя и быть ни на что не похожими... А хочешь, теперь я расскажу тебе анекдот?
«Нет, — протрещал Росток. — Вы не умеете их придумывать».
— Но это не я придумала, — сказала Лола. — Вот послу...
Росток нырнул, а Лола, взмахнул руками, с удивлением прчувствовала, что буква «у» почему-то горько-соленая и совсем мокрая.
«Росток не любит тухлых анекдотов, — пояснила Милка, когда Лола уцепилась за ее плавник, а Петр подхватил журналистку под руку. — Теперь тебе придется звать другого дельфина».
— А у нас был такой поэт, Омар Хайям, — сердито сказала Лола, — Он учил, что лучше быть голодным, чем есть что попало, и лучше быть одному, чем быть с кем попало... Я его вежливо слушала, а он, видите ли, не желает... Да ну вас!
Она отпустила Милкин плавник и, высвободив руку из крепких пальцев Петра, пошла брассом к берегу. Петр скользнул в воду и поплыл следом.
— Э-эй, куда вы? —— крикнула Лена, плывущая рядом с Эо на другой паре дельфинов. В ту же секунду Лола увидела вынырнувшую в нескольких сантиметрах морду Ростока, — он скалил зубы, улыбался, весело подмигивал.
«Не сердись, женщина из прошлого по имени Лола. Просто у нас, дельфинов, считается некрасивым, недостойным рассказывать чужие анекдоты... И про это есть анекдот. Хочешь, расскажу?»
Лола усмехнулась. В самом-то деле, это просто смешно: человек сердится на дельфина только за то, что тот не захотел аыслушать анекдот... А что это еще за анекдот об анекдотах?
— Рассказывай.
«А ты сядешь ко мне на спину? А твой друг пусть опять садится к Милке, — посмотри, какая она грустная плывет сзади».
— Ладно уж, — Лола снова вскарабкалась на скользкую спину, уселась верхом. — Рассказывай, так уж и быть, послушаем.
«Один дельфин был такой ленивый, что не хотел даже придумывать анекдотов. Он решил, что легче запоминать то, что придумывают другие. И стал тренироваться — запоминать чужие. А когда назапoминал их столько, что больше в памяти ничего не ocтaлoсь, другие дельфины его прогнали, — ни на что он больше не годился... Правда, смешно?»
— Так что же это получается?— удивился Петр. Вы сами придумываете эти анекдоты по всякому поводу?
«Конечно, — сказала Милка, — если повод смешной. Вот у меня сейчас тоже придумался анекдот.. Один дельфин думал, что он самый большой, самый красивый и самый умный. А когда ему что-то не нравилось, он думал: сердиться ему или нет? А потом заметил, что когда он сердится, перед ним начинают подниматься на хвост или тереться об него, чтобы он не сердился. Иногда даже рыбу отдавали... Он понял, что удобнее сразу сердиться, — стоит или не стоит, действительно ли его обидели, или это ему показалось. Но потом другим дельфинам надоело смотреть на его вечно обиженную морду, они его и прогнали. Только тогда этот дельфин понял, что сердить себя не очень умно, потому что этим можно рассердить других... Правда, какой был глупый дельфин?»