Неужели я научился летать после того, как побывал в Колодце? Тут что-то не так…
— Как вы могли все просчитать? — кисло спросил я.
— Мы ведь знали, куда вы побежите сегодня утром, — пропищал щуплый из-за спины Председателя. — Не стоит недооценивать нас! Мы профессионалы!
Значит, вот кто пишет сценарий для моего фильма…
— Знали, что Кед изменник? Знали, что я его убью тогда и схвачу то, что накапливается в сердце Колодца раз в двадцать лет?
— Да!
— Знали, что Полина окажется суккубом и я пойду учиться на станцию?
— Конечно.
— И то, что Пашка умрет, и я смогу левитировать?
— Ага.
— А что Наташа пробудит во мне способность чувствовать правду? И что умрет мать? И что я заболею звездами? Что Душный сойдет с ума и будет помогать мне?
— Мы все знали о тебе, Сергей, — с нажимом сказал щуплый.
— А что потом? — осенило меня. — Будущее?! Наблюдатель? Полушка? Наташа со мной в неземной траве?!
— Это бред, — покачал головой пророк.
— Конечно, бред, — усмехнулся я. Накатило какое-то веселое безумие. Стало все равно. — И то, что Пашка погиб, бред! И вообще мой дар — пустой звук!
— Не кипятись, Сергей, — поднял руку Председатель. — Никто не обвиняет тебя во лжи. Твой дар помогает видеть правду, а не будущее. Не всегда эти два понятия совпадают.
Я смотрел с улыбкой на Председателя и щуплого пророка и думал, что если кто тут и сошел с ума, то точно не я.
— Не понимаешь? — спросил Председатель. — Вижу, что не понимаешь. Так вот, Сергей. Правда — это правда, а будущее — это будущее. Второе можно изменить, и тогда станет иным и первое. Не ложью, нет. Просто другим ответвлением вероятности. Ты видишь свою правду, а мир пойдет по пути, где правда — своя!
— Я вижу будущее параллельного мира? — хохотнул я. — Совсем сбрендили?!
— В нашем будущем вы не попадете на Полушку, — медленно проговорил щуплый. — А большего я сказать не могу.
— Я заглядываю в свое будущее, — с нажимом сказал я, — в то, где буду жить! И правда — одна для всех!
— А ты идеалист, — улыбнулся Председатель. — Редкость в наши дни. Зря думаешь, что мир вокруг твоей персоны вертится. Ты не бог, Сергей. И даже не супермен. Твои сны — всего лишь сны. Умение летать и драться — это, несомненно, талант, но не более. Ты не такой особенный, каким хочешь себе казаться.
— Тогда зачем весь этот спектакль? — я обвел руками помещение. — На кой черт я вам сдался? Зачем следили за мной с самых пеленок? Зачем ставили подножки?
— Эх, как с тобой тяжело, — вздохнул Председатель.
— Я же пустоцвет! Я же ничтожество с глупыми видениями!
— Прекрати истерику, Сергей!
— Что ваше будущее говорит про меня, а? — Я вскочил с кровати, наплевав на слабость и головокружение. — Буду я работать на вас? Что ты скажешь, чертов пророк?
Колени задрожали, к голове прилила кровь. Щуплый под моим взглядом попятился и совсем спрятался за спину Председателя. Вышли вперед телохранители.
— Не умею драться, да? Глупые сны, говорите?! Ха!
Я каким-то неимоверным прыжком врезал ногами двум охранникам по носу, сгруппировался, перемахнул через койку и, оттолкнувшись от стены, снова воспарил в воздух, чтобы ударить оставшегося на ногах телохранителя.
Председатель прижался к стене, пророк каким-то чудом успел выскочить из-за него. Я посмотрел на себя со стороны — голый, разъяренный, обшаривающий безумными глазами белую комнату.
Как глупо. Веду себя как обезьяна, только что пойманная и посаженная в клетку. Так нельзя, я становлюсь просто зверем. Именно тем комком мяса без чувств и мыслей, каким меня и хотят сделать.
— Извините, — срывающимся голосом сказал я и сел на койку, закрываясь простыней.
Председатель сделал глубокий вдох и улыбнулся. Поднимались один за другим охранники. Жестом толстяк показал им, что меня трогать не надо. Телохранители мрачно отплевывались кровью и, матерясь, косились в мою сторону.
— Видишь, как воздействует на тебя стресс, Сергей? — спросил Председатель. — Ты становишься сильнее. Прости нас за то, что подвергали тебя постоянным нервным перегрузкам. Повторюсь — так было нужно.
— Ладно, — махнул я рукой. — Что вам надо? Скажите по-человечески, объясните!
— Другой разговор, — потер руки Председатель. — Наконец-то мы переходим в конструктивное русло…
— Как я и говорил, — вставил щуплый. — После фазы агрессивности наступает фаза раскаяния.