Наташа между тем очнулась. Вытерла подбородок тыльной стороной ладони и забегала безумными глазами по комнате.
— Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал, Сережа! Я же знаю, ты тоже улетишь на Фронтир. Твоей мамы больше нет. Осталась только одна дорога. И ты там погибнешь или станешь инвалидом, как Пашка. А ведь я так хотела от него ребенка… Ты не знал об этом? Я говорила ему: Паша, сделай мне ребенка, прежде чем улетишь, пусть хоть он всегда будет со мной. И знаешь, что он мне ответил? «Я вернусь!» Ну и что? Ты думаешь, он вернется?
На секунду девушка замолчала. А потом продолжила:
— Сделай мне ребенка, Сережа! Хоть ты! Пожалуйста!
Какие знакомые песни… Мне ли одному она в последнее время говорит такое? «Лучше жалеть о том, что сделал…» Лучше вообще ни о чем не жалеть! А наркоманки и шлюхи мне никогда не нравились. С чего бы изменять своим принципам?
— Вали отсюда, Наташа!
Девушка замерла.
— Ты что? Не мужчина, что ли? Почему мне приходится тебя уговаривать? Я ведь знаю — ты любишь меня. Ну так давай! Я прошу тебя в последний раз. Неужели тебе не хочется меня?
Я знал только одно — принципам своим я не изменяю. Даже в пьяном виде.
Именно поэтому Наташа вскоре очутилась в сугробе — я надеялся, что холодный снег быстро остудит ее пыл.
Какая же все-таки дура! Планку у девочки всерьез сорвало… Интересно, любила ли она Пашку по-настоящему? Или, как все девчонки ее возраста, просто хотела иметь своего парня? Не для того, чтобы заниматься с ним любовью, а просто так, как друга, чтобы казаться окружающим достаточно взрослой.
А когда парень этот улетел в поисках приключений на Фронтир, Наташа возненавидела его всем сердцем, мгновенно переосмыслив их отношения: я его любила, а он воспользовался мной и улетел, предатель.
И раз ее любимый — самый лучший в мире человек — оказался предателем, то все остальные мужики еще хуже. Все хотят только одного. Получается, что разницы нет. А значит, от жизни надо получать лишь удовольствие, потому что ничего серьезного эта жизнь уже не даст…
Непонятно только, зачем ей ребенок. Видимо, не дает покоя чувство вины.
Все выглядит примерно так. Жалко, что не могу я прочитать ее мотивы, посмотреть в ее будущее. Радовало меня только то, что такими темпами Наташа скоро перестанет быть мне близким человеком. Тогда я, вероятно, и смогу что-то усмотреть в ней своим чутьем.
Она действительно все больше отдалялась от меня. Стоило Пашке улететь, как Наташа замкнулась. Стала нелюдимой, порой я встречал ее нанюхавшейся диза, порой пьяной. Было очень похоже, что ее засасывает какая-то компания. Откуда-то ведь она брала наркоту.
Может быть, знакомые Стаса? Пусть сам хулиган и улетел учиться в Академию, но его дружки-то остались. Впрочем, вряд ли. Наркотиками они никогда не баловались. По крайней мере, пока Стас был здесь…
Ладно, черт с ней! Мой детский идеал окончательно рухнул. Все те ночи, что я проплакал в подушку, завидуя Пашке, надо было тратить на сон.
Тем не менее в мозгу у меня осела картинка, легла, словно старая фотография, на самое дно…
Наташа в розовом купальнике с синими вставками. Пашкина голова, торчащая из воды. И я, вышедший на берег из дома, в кроссовках и шортах.
Что же она сказала тогда, перед тем как побежать ко мне по раскаленному песку пляжа? Что-то такое, от чего в душе появилось невыразимое словами ощущение радости, а по телу растеклась щекочущая изнутри теплота.
Я не то чтобы вспомнил, я, по сути, никогда и не забывал этих слов — алкоголь сыграл со мной злую шутку.
Я крикнул ей тогда:
— Куда ты? Песок ведь горячий, ты обожжешь себе ноги!
И она произнесла эту простую фразу, надолго врезавшуюся в мою память:
— К тебе…
Такой я и запомню ее. Не той, что нюхала диз на моем диване, не той, что закатывала глаза в транспорте, в день прощания с Пашкой, и, уж конечно, не той, что валяется сейчас в снегу под моими дверями, смеясь и рыдая и удовлетворяя саму себя.
Наташа для меня всегда будет милой девочкой с большими глазами, подарившей мне красное яблоко на день рождения. И той, что положила свою холодную ладошку мне на руку, когда я болел. И той, которая была бескорыстной и доброй и почему-то не вызывала во мне желания…
Я закрыл глаза, по щекам скатились соленые капли. Жизнь — это череда потерь. Мы теряем беззаботное детство, теряем родителей, друзей, любимых, постепенно теряем силу… А потом и саму жизнь тоже. А приобретается что? Опыт, деньги, новые жены. Мелочь. Глупость.
Кто заварил эту кашу? И где сейчас этот чертов кашевар?