Долгий день подходил к концу. Закатное солнце окрасило потолок камеры нежно-розовым цветом. Я тщетно пытался сдерживать слезы, зная, что за мной сейчас наблюдают через систему видеослежения.
Все рухнуло. Абсолютно все. Прости меня, мама! Как стыдно и нелепо — я должен сидеть здесь, ждать апелляции, а ты лежишь сейчас где-то в холодном и темном ящике. Незнакомые люди завтра будут предавать твое тело земле, безразлично опустят гроб в обледеневшую яму, присыплют песком и снегом. А я — твой сын — буду тупо сидеть и ждать вердикта судей.
В чем я опять оказался не прав? Как мне удается так часто оступаться?
22.03.2216
На улице властвовал март. Лимонно-желтое солнце бесновалось в лазурном океане неба. Деревья тянули свои усталые голые ветви к светилу, отогреваясь в его лучах. Таял снег, на проталинах пахло прелой листвой и черноземом. Кое-где уже показалась желтовато-зеленая трава. Ежегодная смерть и возрождение. Природа готовилась в очередной раз сбросить оковы зимы и бурно устремиться к новой жизни.
Такое же радостно-предвкушающее настроение отражалось и на лицах людей. Пятница, вторая половина дня, отличная погода — что еще надо для счастья?
Я же, в отличие от многих, чувствовал себя неважно.
Хоть мне и повезло, что в результате апелляции приговор был смягчен и мы с Наташей получили всего по одному проколу. Только все равно четыре «дырки» в личном деле — это слишком тяжелый груз. Теперь каждую неделю приходилось наведываться в милицию и беседовать со специальным психологом. Мое эмоциональное состояние отныне старались контролировать.
В первый раз я шел на прием неохотно, с опаской. Но выяснилось, что психолог — миловидная девушка по имени Алиса. Отзывчивая и добрая, она довольно быстро завоевала мое доверие и дружбу.
Мы о многом беседовали с Алисой. Казалось, она разделяет большинство моих взглядов.
Аля старалась убедить меня, что не все еще в жизни потеряно. Под ее воздействием я стал меньше пить, обрел некое подобие цели — поступить в инженерный техникум, чтобы работать потом механиком на космодроме.
А сегодня меня в этот самый техникум не приняли. И не потому, что я провалил вступительные испытания. Опять всему виной стали проклятые проколы. На космосе теперь можно было ставить крест.
В голову невольно приходила история Душного и Клюва. Говорят, они уже сидят в Забвении. Может, и для меня там заготовлено местечко?
Надо выпить!
Эта мысль придала мне немного сил. Я встал со ступенек и пошел к автомату для продажи спиртного.
Автоматов стало очень мало. Цены взлетели. Алкоголь с апреля будет приравнен к наркотикам. Пройдет еще немного времени, и спиртное станут продавать только из-под полы.
Государство начинало лихорадить. АС все набирал обороты, а наше свободное общество чего-то шло на холостом ходу. Вот уже и алкоголь с табаком запретили. В АС же применять подобные меры никому и в голову не приходит. Президент Малькольм, наоборот, рад преподнести населению новые стимуляторы. Там даже Управление Развития Техники работает как-то странно — в АС разрешены виртуальная реальность и роботы.
Да и проколы в личном деле получить у них не так просто…
Я вздохнул.
— Сережа! — знакомый голос окликнул меня.
— Алиса? — Я обернулся и увидел спешащую ко мне девушку-психолога. — Что ты тут делаешь?
Светлые волосы, собранные в хвост. Голубые глаза, полные веселья и грусти. Она была на десять лет старше меня, как раз в том возрасте, когда девушки достигают пика своей физической формы: окончательно расцветают, но еще не начинают увядать.
— Я пришла посмотреть, поступил ты или нет. Я же знаю, как для тебя это важно.
— Меня не взяли, — я опустил голову. — Слишком много проколов. Даже проверять работу не стали…
Разговаривать не хотелось. Незаметно для себя я начал копировать Пашкину манеру ведения беседы.
— Правда? — Алиса, похоже, искренне мне сочувствовала.
Впрочем, порой мне чудилась в ней какая-то смутная фальшь. Ничего конкретного мне почувствовать не удавалось. Как только пытался сосредоточиться, призрачное ощущение исчезало. Я списывал все это на очередной дефект своего таланта и принадлежность Али к милиции. Служители порядка никогда не были открытыми людьми.
— Правда. Я врать не люблю, ты же знаешь.
— Что же делать-то? — Аля нахмурила лоб.