Я выпустил струйку слюны в противное слащавое отражение. Я не герой комиксов, не отважный космодесантник и не кинозвезда. Эти правильные черты мне совершенно ни к чему. Я самый что ни на есть обычный зек, уголовник. Только вот немножко бессмертный. Да еще немножко разбирающий грядущее и находящий правду вокруг…
Пора было возвращаться. Обратно. В то место, что никогда не станет для меня домом, но где мне придется жить. И ждать того, для чего меня создали.
Возможно, до конца своих дней.
— Сережа? — слабо спросила Полина.
Девушка все еще лежала в хижине, и состояние ее продолжало вызывать опасения. Ребенка за время моего отсутствия она успела потерять.
— Все хорошо, — ответил я глупой фразой. — Все в порядке.
— Ты изменился, — улыбнулась девушка одними уголками рта. Лицо ее было бледным, а дыхание прерывистым.
— Нет, — сказал я. — Разве только внешне. Поверь, я прежний уродец…
— Брось, Сережа! Ты хороший. Не говори так.
— Какой я, к чертям, хороший? — Я сам удивился тому, что меня задело за живое это ее утверждение. — Из-за меня ты чуть не потеряла руку, из-за меня погибло много людей. Да и хороших, знаешь ли, в Забвение не помещают…
— Это все не зря, — серьезно произнесла Полина. — Все не зря. Нам воздастся…
— Кому воздастся? Тебе? Мне? — Я поразился, что она рассуждает обо мне, как о пророке.
— Обоим, — сказала девушка.
— Я не понимаю!
— Мы могли бы быть вместе, — грустно сказала Полина. — Жаль, что этого никогда не получится.
Представив себя рядом с этой девушкой, я спросил уже спокойнее:
— Почему? Неужели ты думаешь, что у тебя нет шансов из-за изуродованной руки?
Спросил и сам удивился, что стал рассуждать о нас с Полиной как о возможной паре.
— Нет, не в руке дело, — слабо улыбнулась девушка. — Ты слишком правильный. Ты не сможешь жить со мной.
— О чем ты! — нахмурился я. — Что во мне правильного?
— Как тебе сказать, — девушка закусила пересохшую нижнюю губу. — Ты видел меня только с одной стороны. Ты ж не знаешь о моих занятиях до тюрьмы, даже не знаешь, почему я попала сюда.
— Почему же? — задал вопрос я и понял, что действительно ничего о ней не знаю. Только то, что она снималась в каком-то порно, если верить россказням Кеда и моим смутным видениям.
— Я суккуб, — заявила Полина.
— Кто? — удивленно моргнул я.
— Генетически измененный человек, мутация, — объяснила девушка.
— Что за странное слово?
— Суккубы — это разжалованные в ранг демонов сирены, наяды, языческие богини, — иронично объяснила Полина. — Они постоянно нуждаются в том, чтобы их любили.
— Но при чем здесь ты?
— Я хочу соблазнять. Хочу разного. Это генетическая болезнь.
— Ты хочешь сказать, что все время жаждешь секса? — удивился я. — Никогда бы не подумал.
— Я стыжусь этого. Секс поднимает мои жизненные силы. Я гораздо старше, чем выгляжу. И ведь понимаю, что так нельзя. Но иногда меня накрывает. Хочется насилия или неизвестности. Хочется чего-то. Это как жажда крови у вампиров.
— Так, значит, Кед был прав, — наконец-то понял я.
— В том, что я такая? Он это тебе пытался сказать?
Я кивнул.
— Да, он знал. Это не твоя вина. Ты просто слишком маленький и доверчивый. А я так запуталась.
— Кто еще знает? — спросил я.
— Об этом знало почти все селение. Почти все мужчины ходили ко мне.
— Твою мать, — выругался я. — Почему ты мне не сказала? Почему мне ничего не говорят?
— Я просила их. Хотелось иметь хоть одного друга. Но ты не такой. Ты даже другом быть не в состоянии, потому что ты тоже изменен. Тебя делали одиночкой. И из-за этого тебя боятся, — ответила Полина.
— Ты не сказала, как попала в Забвение, — прервал я ее стремительную тираду.
— Один из членов СВ застукал меня со своим сынишкой. Сын был еще совсем молод. Но он мне правда нравился. Может, у нас и получилось бы что-то в итоге. Но папаша упек меня сюда. Урод.
Значит, Полина даже не совершала в общем-то ничего особо предосудительного. Просто неуемное либидо (или как это называется?) толкало ее на необдуманные поступки.
— А каковы были официальные обвинения?