Джеймс Баллард Звездная улица, пятая вилла
Тем летом я жил на Пурпурных Песках, и каждый вечер от пятой виллы по Звездной улице ветер приносил ко мне через песчаный пустырь безумные стихи моей прекрасной соседки: комки разноцветных перфолент носились по песку словно перекати-поле. Всю ночь они плясали, шелестели, увивая перила и балясины веранды и по утрам оплетали южную стену дома до тех пор, пока я не сметал их.
Однажды я уехал на три дня на Алый Пляж и, вернувшись, увидел, что вся веранда забита клубками разноцветных лент. Стоило мне открыть дверь в дом, как они ворвались в гостиную и мигом опутали всю мебель, словно усики какой-то необычайно длинной лианы. С неделю после этого я то здесь, то там натыкался на обрывки стихов.
Несколько раз меня допекало, и я тащился через дюны, собираясь поругаться или объясниться, однако никто так ни разу и не отозвался на мои звонки. Свою соседку я видел лишь однажды, в день ее приезда. Огромный открытый «кадиллак» промчал ее по Звездной улице, длинные волосы трепетали по ветру, как покров языческой богини. Она тут же исчезла, оставив лишь ускользающее воспоминание — мгновенный высверк загадочных глаз на белоснежном лице.
Я не понимал, почему она не открывала мне, но заметил, что всякий раз, когда я направлялся к ее вилле, воздух буквально темнел от песчаных скатов, которые со злобными криками кружили в воздухе, словно стая потревоженных летучих мышей. В последний мой визит, когда я стоял у темной стеклянной двери ее дома, безнадежно нажимая кнопку звонка, гигантский песчаный скат рухнул прямо к моим ногам.
Лишь позднее я осознал, что на Пурпурных Песках то был сезон повального безумия, и именно тогда Тони Сапфайр услышал, как поет песчаный скат, а я увидал самого бога Пана, проехавшего мимо меня в «кадиллаке»!
Потом я часто задавался вопросом: кем же была Аврора Дей на самом деле? Яркой кометой пронзая спокойное тихое небо курорта, она каждый раз представала перед жителями Звездной улицы в новом облике. Я поначалу ее считал просто красивой неврастеничкой, эксплуатирующей образ роковой женщины, а Раймонд Майо открыл в ней взрывающуюся мадонну — загадочную героиню Сальвадора Дали, — безмятежно наблюдающую за свершением грозного пророчества. Для Тони Сапфайра и прочих, окружавших ее на берегу, она воплощала саму Астарту — древнюю алмазоокую богиню.
Никогда не забуду, как нашел ее первое стихотворение. Поужинав, я отдыхал на веранде, это мое основное занятие на Пурпурных Песках, — и вдруг увидел на песке у изгороди длинную розовую перфоленту. Поодаль колыхалось еще несколько таких лент, и около получаса я лениво следил, как легкий ветерок несет их ко мне через дюны.
На подъездной дороге к пятой вилле засветились автомобильные фары, и я понял, что в доме, пустовавшем уже много месяцев, кто-то поселился.
Когда любопытство, наконец, одолело лень, я спрыгнул через перила веранды на песок и поднял розовую ленту. Длиною около метра, она была нежной и непрочной, как лепестки розы, и так же доверчиво развернулась в руке.
Поднеся ее к глазам, я прочел: «Сравню ль я с летним днем твои черты? Ты мне милее…»
Я разжал пальцы, и лента исчезла в темноте под террасой. Нагнувшись, я осторожно поднял следующий клочок. На нем таким же замысловатым неоклассическим шрифтом было напечатано: «…пустил ладью по бурным волнам божественной стихии океана…»
Я осмотрелся. Над пустырем сгустился мрак, и соседская вилла в трехстах метрах от меня сияла призрачной диадемой. Фары машин, мчавшихся к Алому Пляжу, вырывали из темноты верхушки песчаных дюн вдоль Звездной улицы, и кусочки кварца в них светились, как драгоценная осыпь.
Я снова взглянул на ленту.
Шекспир и Эзра Паунд… Весьма необычный вкус. Я пожал плечами и вернулся на веранду.
День за днем клубки перфолент прилетали через пустырь, причем вечером, когда эта беспорядочная разноцветная паутина эффектно подсвечивалась огнем автомобильных фар, их становилось больше. Меня, впрочем, они уже не интересовали: я тогда редактировал авангардистский поэтический журнал «Девятый Вал», и у меня в доме и без того хватало перфолент и старых гранок. То, что новая соседка оказалась поэтессой, тоже не особенно удивило меня. Поэты и художники, в основном абстракционисты, и графоманы, хоть и не особенно плодовитые, — составляли большинство жителей Пурпурных Песков. Все мы в большей или меньшей степени страдали хроническим недугом пляжных бездельников — послеполуденным ничегонеделаньем на верандах и пристрастием к солнечным ваннам.
Со временем эти бесконечные перфоленты начали мне надоедать. Поскольку ответа на свои многочисленные письма я так и не дождался, пришлось отправиться на пятую виллу для личной встречи.