Бьюкенен был крупнейшим из прибрежных городов, грузовым портом на берегу широкой, но мелкой бухты. Благодаря основанной в 1895 году целлюлозно-бумажной фабрике Дансмьюира к концу двадцатого века его население выросло почти до сорока тысяч жителей. В доки поступали товары изо всех стран тихоокеанского побережья, а рыболовный флот был крупнейшим к югу от Астории.
Бьюкенен готовился стать крупным городом, что принесло как новые возможности для развития, так и новые проблемы: расовое многообразие, рабочие места, анонимность, преступность. Но в июле по-прежнему проходил ежегодный фестиваль рыбалки и лесоповала, а местное радио в промежутках между бесконечными кантри-песнями все так же выдавало расписание приливов и отливов и график нереста лосося.
Как и в любом городке на побережье Орегона, в Бьюкенене было дождливо. Зимой океан, казалось, вторгался в воздух. Дождям всегда сопутствовала смесь из тумана, мороси, пара и дымки. Город накрывали низкие тучи. Зимы тянулись неспешно, ввергая жителей в меланхолию.
Но даже в Бьюкенене небо бывало чистым. Это лето выдалось особенно засушливым. Начиная со Дня независимости над городом стояла ясная тихоокеанская погода. Водохранилища обмелели, в прибрежных лесах объявили угрозу пожара. В пожухлой коричневой траве лужаек стрекотали цикады.
Дни переходили в долгие летние вечера.
Тем вечером Мэтт Уилер задумался о кладбище Бруксайд, поразмышлял немного и забыл об этом. Он поужинал поджаренной на сковороде отбивной и принялся обдумывать более насущную проблему: тревожный звонок Джима Бикса. Кладбище Бруксайд напрочь вылетело из его головы.
Зато оно занимало заметное место в головах других людей.
Например, Мириам Флетт.
А также Бет Портер и Джоуи Коммонера.
«АНОНСИРОВАНО ОБРАЩЕНИЕ ПО ПОВОДУ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ», — гласил заголовок газеты «Бьюкенен обсервер».
Мириам Флетт разложила передовицу на кухонном столе и накинулась на нее с карманной бритвой, купленной утром в канцелярском магазине Делайла внутри торгового центра «Ферри-Парк».
Мириам нравилось пользоваться этими сменными карманными лезвиями. Нажимаешь кнопку, и из округлого пластмассового корпуса выдвигается язычок из нержавейки. У Делайла они продавались прямо на кассе по пятьдесят девять центов и были разноцветными. Мириам покупала по штуке каждую неделю. В этот раз она выбрала успокаивающую — голубенькую.
Лезвие же было вовсе не успокаивающим, а блестящим и острым, как коготь хищной птицы.
Мириам атаковала газету. Четыре аккуратных разреза отделили «АНОНСИРОВАНО ОБРАЩЕНИЕ» от шедших ниже заголовков «ОТРАВЛЕНИЕ ЯДОМ МЕДУЗЫ?» и «ЛЕСОЗАГОТОВИТЕЛЬНУЮ ОТРАСЛЬ ОЖИДАЕТ СПАД».
Она поискала в нижнем правом углу статьи слова «продолжение на с. 6» или что-нибудь в этом духе, но их там не оказалось. «Продолжения» всегда раздражали ее.
«Вот и славно», — подумала Мириам. Доброе предзнаменование.
Мириам толком не понимала, что за труд взяла на себя, но ясно сознавала две вещи. Во-первых, этот труд важен. Во-вторых, нужно быть аккуратной.
Если бы Бет Портер и Джоуи Коммонер с ревом пронеслись на «ямахе» Джоуи по Беллфонтен-авеню сейчас, а не позже, то могли бы заметить Мириам в окне ее маленького бунгало. В лучах заходящего солнца она делала вырезки из газет — маленькая седовласая фигурка, согнувшаяся над исцарапанным кухонным столом.
Все свои пятьдесят шесть лет Мириам прожила в Бьюкенене. Почти половину этого времени она была секретарем директора в общественной школе имени Джеймса Бьюкенена. В прошлом году ей сделали выговор за раздачу религиозных листовок школьникам, вызванным к директору Клею. Директор Клей (чье первое имя было Марион, и страшно подумать, что бы случилось, если бы, упаси господи, дети узнали, что скрывается за подписью «М. Джонатан Клей») намекнул, что Мириам стоит задуматься о досрочном выходе на пенсию. Повторять дважды ему не пришлось.
Некогда Мириам держалась бы за эту работу обеими руками, вцепилась бы в нее так, что если и оторвут, то с ногтями. Мириам не любила перемен в жизни, но в прошлом году, когда в небесах появилось Око Божье, та, прежняя Мириам умерла.
В ее понимании смысл этого явления был совершенно ясен.
Города меняются. Люди умирают. Любовь не вечна. Мир со временем становится почти невыносимо чужим.
Вера все терпит.