Обвиняемый признается виновным по каждому пункту обвинительного акта. В силу отсутствия смягчающих обстоятельств апелляция не предусмотрена.
Чэпмэн осел и замер на стуле. Он оцепенел, сидел прямо, крепко сцепив громадные руки, лицо его походило на слепок.
Он сразу все понял, подумала Энн Харрисон. Поэтому и оставался таким безучастным. Его не обнадежили ни ее адвокатские хлопоты, ни уверения. Она старалась поддержать его, но он ей не верил, и был прав.
— Имеет ли защитник ходатайство? — осведомился судья.
— С вашего позволения, ваша честь, — ответила Энн. Он хороший человек, сказала она себе. Старается быть добрым, а не получается. Закон не позволяет. Он выслушает, откажет, огласит приговор, и это — конец. Все очевидно, и апелляции нет.
Она взглянула на выжидающих газетчиков, посмотрела на объективы телекамер и ощутила, как кровь пульсирует в венах. Благоразумно ли, спросила она себя в последний раз, то, что она намерена сказать? Тщетно, да, но есть ли в этом хоть какой-то смысл?
И тут, колеблясь в нерешительности, она поняла, что не должна смолчать, ведь это ее обязанность, долг, а не исполнить долг она не может.
— Ваша честь, — начала она, — мое ходатайство состоит в том, чтобы данный вердикт был отменен на основании предвзятости, имевшей место в ходе слушания.
Обвинитель вскочил с места.
Судья движением руки приказал ему сесть.
— Мисс Харрисон, — сказал судья, — я не вполне уверен, что уловил смысл ваших слов. Что вы понимаете под предвзятостью?
Она обогнула стол и подошла вплотную к судье.
— Я имею в виду, — продолжала Энн, — что основная улика связывается с неисправностью транспорта.
— Согласен с вами, — серьезно кивнул судья, — Но где здесь предубеждение?
— Ваша честь, — выдохнула Энн Харрисон, — ведь присяжные тоже механические.
Обвинитель снова вскочил на ноги.
— Ваша честь! — завопил он, — Ваша честь!
Судья стукнул молоточком.
— Я все слышу, — строго заметил он обвинителю.
Газетчики встрепенулись, они строчили в блокнотах и переговаривались между собой. Линзы объективов, казалось, засверкали еще ослепительней.
Обвинитель сел. Шум стих, в зале повисла мертвая тишина.
— Мисс Харрисон, — осведомился судья, — значит ли это, что вы подвергаете сомнению объективность присяжных?
— Да, ваша честь. В том, что касается механизмов. Яне утверждаю, что пристрастность была сознательной, но бессознательное предубеждение налицо.
— Смехотворно! — воскликнул обвинитель.
Судья махнул в его сторону молоточком:
— Успокойтесь!
— Да, я повторяю, — продолжила Энн, — могло сказаться бессознательное предубеждение. И далее я утверждаю, что любому механическому устройству недостает качеств, без которых правосудие невозможно, а именно — чувства сострадания и человеческого достоинства. Допустим, что закон олицетворяет сверхчеловеческий, всеобщий правопорядок, но…
— Мисс Харрисон, — прервал ее судья, — вы пытаетесь читать нотации суду.
— Приношу свои извинения, ваша честь.
— Вы закончили?
— Да, ваша честь.
— Что же, отлично. Я отклоняю ваше ходатайство. Имеются ли другие?
— Нет, ваша честь.
Она вернулась на свое место, но осталась стоять.
— В таком случае, — сказал судья, — не вижу причины откладывать вынесение приговора. Впрочем, подобными полномочиями я и не обладаю. В таких случаях закон высказывается вполне определенно. Обвиняемый, встаньте.
Чэпмэн медленно поднялся.
— Франклин Чэпмэн, — начал судья, — по приговору суда вы признаетесь виновным без права на апелляцию и лишаетесь сохранения вашего тела после смерти. Однако никоим другим образом ваши гражданские права ущемлены не будут.
Он стукнул молотком.
— Суд окончен.
Глава 2
Ночью кто-то написал лозунг на стене из красного кирпича. Крупная, исполненная желтым мелом надпись вопрошала:
ЗАЧЕМ ИХ ЗВАТЬ ОБРАТНО С НЕБЕС?
Дэниэл Фрост пристроил свою изящную двухместную машину на стоянке возле Нетленного Центра, вышел и с минуту разглядывал буквы. С недавних пор таких воззваний стало появляться довольно много, и ему, отчасти из праздного любопытства, хотелось бы узнать, в чем тут дело. Маркус Эплтон, наверное, объяснил бы ему, только Эплтон — шеф отдела безопасности Нетленного Центра и человек занятой, так что в последнее время Фрост видел его лишь пару раз. Конечно, если происходит нечто существенное, Маркус, разумеется, в курсе. Трудно представить, успокаивал себя Фрост, что Маркус может быть о чем-либо не осведомлен.