Триумвират, не видя понимания со стороны Логретты, попытался договориться о разделе Аллезии с Каракорумом -- в это время минимум с нашей стороны Этрурия была бы обезопашена, -- однако наткнулся на непонимание со стороны Стальной Чингис. Принцепс в прошлом не раз отзывался о возглавляемом ею государстве как о чем-то отжившем и нежизнеспособном, что давно уже пора раздуванить другим державам, и хотя высказывания эти и не были публичными, Арифуллова о них, слава разведке, знала. Кроме того, от союза с Этрурией Хурал уклонялся и по причине, озвученной ещё фрекен Бок в советском мультфильме про Карлсона: "Я Вас боюсь".
С учетом качества сенатской помощи Игонину -- немудрено.
На тему разделить Каракорум, кстати, Шейко обращался и к нам (он даже тройничок с Гаджиевой предполагал), однако Скуриди его просто на смех поднял: тактический союз для уничтожения нашего соседа и, на минуточку, активного торгового партнера, неизбежно приводил нас к столкновению со все той же Этрурией и, вполне вероятно, Аллезией.
Попытка же Триумвиров вовлечь в войну с нами Аахен и вовсе привела к парадоксальным и неожиданным последствиям: Стренстаг внимательно выслушал официальное послание Сената, канцлер Спесивцев благодушно покивал, после чего, на следующий же день, Аахен объявил о разрыве дипломатических отношений с Аллезией, якобы давшей приют уцелевшим пиратам (что, кстати, было чистой правдой), и начал передислокацию флота к угадайте-чьим границам. Годи тяжко вздохнув произнесла "Невиноватая я, он сам пришел", и подписала с чингисою пакт о ненападении, экономическом сотрудничестве и незыблемости границ, попутно выдвигая свои силы к Херонее.
Триумвирам, при таком раскладе, было отчего почесать в затылках. С одной стороны, очень соблазнительным выглядело выступление на чьей угодно стороне во время аллезийско-аахенской драки, однако от участия в заварушке можно было получить не только трофеи, но и удар с тыла, от Каракорума и Эллады. С другой стороны, покуда Аахен и Аллезия будут друг другом заняты, имелся шанс переломать хребты Синклиту и Хуралу, но, опять же, как я уже упоминал, уверенности в победе у сенаторов отнюдь не было. Вот и застыли они раскорячившись, как та обезьяна из анекдота, не зная, куда им идти -- к умным, или к красивым. Хотелось и к тем, и к другим, и ещё к богатым.
***
Интересно, почему для меня все войны начинаются посреди ночи, часов около четырёх, когда сон самый сладкий? Где ж я так нагрешил-то?
Продрав глаза под противный рёв зуммера срочного вызова, я сел на постели, нажал клавишу связи и уставился в стоящий на прикроватной тумбочке монитор.
-- Привет, Анжел, что случилось? -- хриплым со сна голосом поинтересовался я.
-- Вызов от архистратига, командир. -- ответила флигель-адъютант.
Вот как ей не стыдно быть такой бодрой и при параде, когда я так сильно спать хочу? Никак не стыдно, я полагаю.
-- Соединяй. -- я зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. -- Поговорим.
-- А... -- секретарь выразительно поглядела на меня.
-- Если Солодухина увидит что-то новое, это будет большое открытие в человеческой физиологии. -- я стянул со спинки стула китель (моя раздолбайская натура так и не позволила мне приучиться пользоваться вешалками в платяном шкафу), и набросил его прямо на голое тело. -- Так лучше?