– Саня, ты правда здесь?– Привет, ты же просила меня остаться.
– Уходи. Слышишь? Сейчас же уходи! – она вдруг заплакала. – О Господи, что же это с тобою, Санька, творю, что это я такое с тобой делаю?.. Ни на что не надейся и ничего не жди. Какая же я дрянь, сама не знала... Забудь, выброси меня из головы или сердца, где я там у тебя нахожусь, не знаю. А сейчас уходи!
Я быстро оделся и выскочил в прихожую, там сел на зеленый сундук рядом с вешалкой и принялся завязывать шнурки на ботинках. В Юлиной комнате зажегся свет. Она выбежала в длинной ночной сорочке, бросилась ко мне, прижала к груди мою голову и заговорила торопливо:
– Нет, нет, Санечка, не уходи! Прости меня. Пожалуйста, не уходи...
Умолкла, присела рядом на сундук и прижалась мокрым от слез лицом к моей щеке. Я молчал, прикусив губу. Ее жестоко лихорадило. Я понимал, что правильнее всего было бы действительно уйти... Но не мог же я ее оставить одну в таком состоянии в квартире, из которой только что вынесли покойника... Я поднялся, взял ее на руки, удивившись тому, какая она легкая. Отнес в постель, уложил и укутал, выключил свет, и сел рядом на стул. Юля нашла мою руку. Так я и сидел до утра, сторожа ее сон. В конце концов, мне было много легче, чем ей. У меня уже была придуманная новая электронная пушка, которая становилась все совершеннее....Утром на первой лекции в Малом актовом зале мы сидели рядом и лишь изредка переглядывались. Я понимал: нужен решающий разговор. От мысли об этом меня начинало колотить так, что я не мог записывать лекцию. Шепнул: "Нужно поговорить." Юля кивнула. Во время перемены стояли у окна. Не шли слова. А за окном лило. На желтом песке корта в многочисленных лунках, выбитых дождем, взлетали фонтанчики, в ячейках ограждающей сетки блестела вода, как мед в сотах. Я знал: если мы расстанемся, я буду помнить эту картину всегда. Так вот и смотрели оба в окно, пока не загремел под потолком звонок...Разговор сам собою отложился на время после лекций. И опять молча мы шли под дождем к ее дому, и там, у совсем уже оголенного клена, не осталось "тылов" для отступления. Я собрался с духом, но первой заговорила Юля:
– Санька, подозреваешь ли ты, как я запустила курсовой проект по СВЧ приборам? Пожалуйста, рассчитай мне только дисперсионные характеристики и сопротивление связи, с остальным я справлюсь...
Помню, как радостно ухватился я за возможность оттяжки. Не нужно никакого разговора! Будто бы не понимал, как опасно заискивать перед судьбой, когда следовало бы именно с ней сразиться. Хлопнуть бы мне тогда покрепче дверью. Если был я ей дорог, сама бы прибежала. Все это я понимал, но совесть не позволяла мне оставить ее без помощи наедине с тяжеленным проектом, ведь осень-то мы с ней профукали вместе... Мы вошли в дом, и я незамедлительно принялся за расчеты.
– Только не очень оригинальничай, Сашка, – попросила Юля. – А то на кафедре узнают твою руку и мне влепят в лучшем случае трояк, а я почему-то еще не рассталась с мечтой о красном дипломе. Держись методики Ирвинга и Лэнда, там вроде все есть, что надо.
Вывод формул американцы в своей статье "зажилили". А в одной формуле оказалась "незамеченная" опечатка. Пришлось мне раскручивать всю эту "шарманку" самому... Юлия тем временем занималась собственно проектированием этой вот "лампы с бегущей волной."Праведные труды отобрали у нас вечера целой недели. Погода была слякотная, это замечательно располагало к усидчивости. В голландке потрескивали дрова. Чуть запотели темные окна. Ночная история забывалась. Оба молчали, и я поражался тому, что молчание нисколько не тяготило... Со своими выкладками я занимал половину стола. Приставив наклонно к другой стороне стола дедовскую чертежную доску, Юля работала над чертежом общего вида лампы. Время от времени я поднимал глаза и любовался серьезной сосредоточенностью ее лица... Отложил авторучку и тетрадь и подошел к Юлии, склонившейся над чертежом. Заглянул через плечо, зарылся лицом в мягкие волосы. Они отросли за осень и теперь уже лежали на плечах. Я принялся с помощью чертежных инструментов сооружать "японскую" прическу.
– Рейсфедер тебе ни к чему, раз ты чертишь карандашом, его мы положим в основу. Вот так... Теперь в дело пойдет "козья ножка". Кстати, в этих расчетах мне без дельта-функции не обойтись, придется тебе подзубрить этот раздел математики.
Юля откинулась на спинку стула и, смежив веки, запрокинула ко мне усталое лицо. Я поцеловал полураскрытые губы и ощутил их нежный-нежный ответ. Опьянев, я стал целовать лицо, шею, снова губы. Все во мне ликовало: "Не нужен никакой разговор! К черту разговоры!"
– Послушай, что это за парикмахерская такая у нас? – спросила Юля, не открывая глаз. – С дополнительными услугами, что ли?Дамский салон "Прически, массаж лица, расчет ЛБВ" – засмеялся я.
– Не пойму, что тут основное – расчет, прическа или массаж?– Все равно. Главное – что любя. А вот сессию сдадим, так и вовсе поженимся. И поедем вместе в Подмосковье на преддипломную и работать гам же останемся, в Синявине. Говорят, это очень красивый городок, и до Москвы – час электричкой. В твое ростовское отсутствие был тут их представитель. Я все с ним обговорил, тебя тоже берут.
Юлия вздрогнула, отняла от меня свою голову и склонилась над чертежом.
– Нет, нет. Я останусь здесь. Буду писать дипломную работу в катиной лаборатории у Георгия Васильевича Дудко. Мне и тему уже назвали.
– Ты мне об этом не сказала?! – поразился я, чувствуя, что отложенный было разговор неизбежен, и он начинается. – Когда ты успела по сделать?– Позавчера, когда вы занимались на военной кафедре, и у нас было "окно". А что ты так завелся? Я не имею права?
Тут прозвенел тот входной звонок, настойчивый и нетерпеливый. Присев к зеркалу. Юлия торопливо вынула из волос чертежные инструменты и выскочила в прихожую... Я услышал мягкий баритон:
– Вот и я. Не ждала, Юленька?– Да входи же, входи.– Это вот торт. А это тебе подарки московские ко дню рождения.
Гость вошел в комнату. Был он как-то ярко, жгуче черняв, мужествен и элегантен. Чуть искрилась седина в жестком ежике короткой стрижки. Протянул мне руку:
– Головин.
– Величко, – буркнул я в ответ, пожимая плотную ладонь.
– Сейчас будет чай, друзья, – сказала Юлия.
Такое же меловое лицо и выражение затравленности видел я у нее только раз – в день похорон дедушки. Склонившись над тетрадью, я искал ошибку в вычислениях. Результат у меня расходился на четыре порядка с реально возможным значением. "Что такое? Зачем так бледнеть, Юленька?" – подумал я, невольно слыша имя, как бы баритоном произнесенное. И тут же оборвал себя: "Ладно, ладно... Как станешь ты завтра смотреть ей в глаза, если выяснится, что этот дяденька – отличный семьянин, и дочка у него – чуть не Юлина ровесница? Славный Отелло, ты действительно ревнив!.. Ага, вот где оно – здесь в показателе степени не минус, а плюс. Напротив, он не ревнив, а доверчив. Надо выбросить из головы эту чушь, она бы тебе все сказала!.. Да она и сказала. Тогда, ночью. И сегодня она тоже тебе кое-что сказала!"Головин, чуть склонив набок голову, рассматривал Юлин чертеж. Взял карандаш и угольник, умелым движением провел на боковой проекции недостающую линию. "Нижняя челюсть у него тяжеловата", – подумал я.
– Цельнотянутое? – спросил Головин, сравнивая Юлину конструкцию с фотографией разреза ЛБВ в американском журнале.– Нет, если эту бодягу всерьез делать, нужно паять серебром в атмосфере водорода, – сказал я.– Да я не о технологии. Тянем у америкашек в смысле "тащим". Когда тащим целиком, получается цельнотянутое. И они тоже тянут, особенно у нас в авиации.
– Вы в командировку приехали?
– Да нет, – улыбнулся гость, не поднимая взгляда. – Думаю, что на долгие-долгие годы. Принимаю под командование завод... – и он назвал почтовый ящик, что на западной окраине Таганрога.
Мгновенная догадка хлестнула сердце болью: "Так вот почему Юля осталась в катодной лаборатории!.." Теперь все сходилось у меня и в расчете ЛБВ, и в жизни: "Похоже на правду. Нужно только рассчитать входной импеданс "горячей" ЛБВ. Сосчитаю одну точку, кривые пусть она считает сама по моему образцу... Сколько лет Головину? Сорок с лишним. Вдвое старше. А какое это имеет значение? Дыши ровнее, старик, не торопись. Здесь же Бессель третьего порядка, а не второго. Так ты насчитаешь!.." Бом! Это половина одиннадцатого. "Нужно бы успеть до одиннадцати", – подумалось горько. Юля внесла чайник и чашки, потом – торт. Я сгреб бумаги со стола к себе на колени, подложив большой справочник.
– Женя, ты сейчас прямо из Москвы?
– Да. В три часа я еще сидел на коллегии в министерстве. Горячие там головы. Я еще и завода ни разу не видел, а от меня уже требуют безусловного выполнения программы года... А торт, между прочим, называется "Марика" из ресторана "Будапешт", жил я как раз над ним в одноименной гостинице.