Утром на перроне расстались молча и без поцелуя. Женя просто вошла в вагон и, коротко кивнув, скрылась за внутренней дверью. Мне бы поехать с нею до Москвы, а я озабоченно подумал о том, что через час мне предстоит вести в цехе "день качества" – совещание с технологами м мастерами. И остался на перроне. Вечером пришлось пожалеть. Я встречал все до единой вечерние электрички, но Женя так и не приехала В полночь я перестал дергаться, решил электрички больше не встречать. Лег спать и уснул мертвецки после бессонной прошлой ночи и многочасового хождения между домом и станцией...В десять часов утра на работу мне позвонила Надежда Максимовна:
– Саша, Женя у меня ночевала. Вы что, поссорились? Слова из нее вытащить не могу. Но на всякий случай я ей припарку хорошую сделала. Вот что я тебе скажу: ребенок вам сейчас нужен. Ты пойми, ведь ей уже не двадцать.
Будет, Надя, обязательно будет. Вот увидишь! – крикнул я и оглянулся на сотрудников: не расслышал ли кто-нибудь из трубки последних слов Надежды.
Вечером, когда подходил к дому, увидел свет в нашем эркере и обрадовался так, что в висках заломило от волнения. Вошел. Женя стояла у секретера над рукописью, покусывала в раздумье карандаш. Обернулась, и был у нее вид напроказившей девочки...Следующий день у Жени был "неприсутственный", когда она могла работать дома или в библиотеке. Придя домой вечером, я обнаружил не только сверкающую как новая копейка комнату, но и преображенную Женю. Она была прямо-таки вызывающе красивой. Никакой косметики она не держала, но умела вот так неожиданно преображаться одной только ей ведомыми средствами. Внутри у нее будто бы зажигался какой-то свет. Чудеса!..– Не удивляйся, это репетиция, – сказала она о надетом лучшем своём платье и о прелестных туфельках итальянского производства, купленных совершенно случайно с рук в издательстве с месяц назад. -Засиделись мы с тобой. Теперь начинаем "светскую жизнь". Завтра премьера в Доме кино, послезавтра будет юбилей живого классика в Доме литераторов. Еще через день – "Онегин" в Большом театре, соскучилась я по этой опере. Дальше видно будет... Проверь свой выходной костюм. Если нужно, проутюжь брюки. Вот билет на всякий случай, но я буду ждать тебя у входа в Дом кино.Светская жизнь длилась две недели... И премьера чудесного фильма Георгия Данелия. и "живой классик", оказавшийся с детства любимым мною писателем, и вечер поэзии в Политехническом, и уже совсем неожиданно – вечер туристов-водников в клубе МГУ... Не такой ли и грезилась мне минувшей осенью "жизнь друг для друга"? Какое счастье идти от электрички по спящим улицам своего городка, пить поздний чай в пустой кухне родной коммуналки и наконец-то улечься в постель!.. Но почему же поселилась в душе и не уходит тревога? Отчего она, отчего? И вдруг я обнаружил, не веря себе, что страшусь Жениной красоты.И среди множества блестяще и богато одетых женщин, красивых не без помощи косметики, и рядом с такими, как сама, природно и одухотворенно красивыми, она нисколько не блекла, не терялась. Не от того, ли была моя тревога, что ловил я тянущиеся к лицу моей Жени н порой откровенно зовущие взгляды мужчин? Было немножко. Но все же природа моих страхов была иной – не от ревности. Я старательно припоминал миги жизни, особенно освещенные Жениной красотой. Купание в омуте на внезапно обмелевшей подмосковной речке Наре, "черемуховая электричка" на следующий день, дневка на Буредане, свадьба в зале-ротонде ресторана "Прага", морская прогулка в Алупку, первый вечер в комнате-трамвае – здесь ее красота была неотделима от красоты мира. В "светской" же нашей жизни... Нет, я не мог это переложить на язык понятий и дать этому объяснение, но красота ее становилась как бы сама по себе, неясно было, что мне с этим делать, как вести себя перед несомненностью ее факта...По-настоящему хорошо мне было с Женей в эти дни только на вечере туристов-водников. И была Женя не светской красавицей, а просто отличной девчонкой и даже "своим парнем", как сказал о ней кто-то со сцены, когда песня на ее стихи "Золотая метель листопада" в конкурсе встала вровень с "Июльскими снегами" Визбора. Сама Женя была просто потрясена неожиданностью такого успеха. Когда-то она напечатала в университетской многотиражке подборку своих стихов
Теперь их начали петь. Все лавры-то были композитору и исполнителю – третьекурснику с геофака. Но вспомнили, что и Снежина сегодня в зале, и ей пришлось идти на сцену и читать новые стихи... Дома в тот вечер Женя вдруг тихо расплакалась... Не первый раз я видел ее слезы, но меня опять лихорадило в эту ночь. Снова глотал я полынную горечь в бессонной медлительной темноте, снова напряженной магией чувства пытался склонить судьбу к благорасположению.
Первый день апреля пришелся на воскресенье. Тополь под нашим окном обкорнали, как рога оленю, и по утрам солнце беспрепятственно заглядывало в эркер. В то утро комната-трамвай неслась прямо ксолнцу, а пассажиры на не слишком широкой тахте, только что проснувшись, близко смотрели друг другу в глаза. Женя робко сказала:
– Санечка, кажется, чудо свершилось. У нас снова завелся ребенок, пока еще совсем-совсем крошечный.
– Почему не два, Женечка?– Что за шутки? Сейчас же обижусь!
– А ты сама не шутишь? Сегодня же первое апреля.
– Нет, Сашка, нет! – Женя вскочила, обнаженная, чудесная, оседлала мой живот и принялась небольно молотить кулаками мою грудь в приливе восторга. – Меня уже третий день мутит. А уж я теперь опытная. Знаю, что все это означает, ур-р-ра!Я осторожно стащил ее с себя и положил рядом. Потом я поднялся на колени и так же бережно поцеловал ее животик, еще хранящий остатки крымского загара. Поцеловал там, где пять месяцев назад держал свою руку в болевой денек, когда выпал первый снег. Тихую, ясную свою радость я адресовал тому, что начинало, пока еще только на биохимическом языке, свой диалог с этим миром, таким обжигающе опасным и беспощадным, но и таким прекрасным, несмотря ни на что. Это было первое движение моего сердца навстречу Маше и Даше, тогда еще неведомым и неназванным, но уже ехавшим на полных правах в комнате-трамвае навстречу солнцу.
Первый месяц было еще очень страшно обоим... Я просьпался по ночам от невнятной тревоги, вспоминал, отчего она, и мог успокоиться лишь согревая ладонью Женечкин живот. Весь свет, очарование и смысл происходящих с нею перемен заставляли меня порою недоумевать, как это мы осмеливались раньше называть любовью свои отношения, пока не было с нами этого, ежеминутной тревогой освященного? Я снова засыпал, и в предсонье мнилось мне, что это моя нежность и присутствие моей руки хранят от зла и покушения бесценную начавшуюся жизнь.
В мае Женя осмелела и успокоилась. Природа исправно свершала свою работу, и уж совсем некстати было досаждать ей своими тревогами. Женя начинала день посильной, но довольно смелой гимнастикой. Потом ехала в свою редакцию, а вечерами хвалилась мне, какую радость бытия испытывает она от осознания свой женской полноценности. Говорила она это все же шепотом, будто страшилась спугнуть счастье неосторожным словом, но как же светилось ее лицо! В июне ей полагался отпуск, и у нее вдруг возникла идея:
– Давай махнем с тобой в Благовещенку! Ты ведь три года бабку Марию свою не видел. Стыдно. С моими родственниками ты уже хорошо знаком, пора и мне познакомиться с твоей родиной.
...Сошли с поезда на станции Велико-Анадоль, с которой десять лет назад я отправился в большую жизнь. К Благовещенке двинулись напрямик по полевой дороге. С одной стороны ослепительно цвел подсолнечник, заполненный пчелиным гулом, с другой – буйствовала кукуруза. Политый ночным дождем и уже высохший чернозем хранил на себе хрусткую корочку. Повязанная от жаркого солнца платочком, кареглазая Женька с ее взглядом черкешенки, казалось мне, всегда принадлежала этим святым для меня местам... За бугром возникли верхушки терриконов, и полевая дорога привела нас прямо к Котовой балке, где по-прежнему жила своей праведной жизнью криничка, питая моих односельчан чистой прозрачной водой. Мы с Женей напились и дальше пошли по тропке через выгон, где Сашко когда-то носил на коромысле воду и мечтал о Будущем. И вот мы вошли во двор, и бабушка Мария, оторвавшись от кормления кур и щурясь, чтобы одолеть незрячесть, сказала: