– Посмотр-р-им окр-р-рестности? – спросил он, делая особый упор на букве "р", видимо в детстве были у Владимира Петровича большие нелады с этой буквой.
Еще две серии при измененных условиях и режимах дали почти то же самое.
– Да не р-растраивайтесь вы так, р-ради Христа! Страшно же смотреть на человека, ей-богу. Давайте еще посмотрим при большем давлении. Сейчас я подготовлю машину к бою!
"Милый Владимир Петрович, – подумалось мне, – ты не очень-то понимаешь суть происходящего в камере установки, но ты прекрасно чувствуешь, что творится у меня на душе, и тут же кидаешься "готовить машину". Когда-то ты так же готовил самолет для своего лейтенанта, хотя сам ты не умел ни летать, ни, тем более, владеть смертельной механикой воздушного боя..." Снова зазвонил телефон. Первой оказалась Даша.
– Папа, здесь такая тетя с пистолетом на боку. Ну, которая никого не пускает без пропуска. Она нас угощает черным хлебом и помидорами. Можно мы возьмем?
– Можно. Только не забудьте сказать спасибо. Дай трубку Маше. Не вешай, просто передай в ручку... Машенька, носики у вас не замерзли? Попробуй у Даши.– Нет, мы все время бегали. Я такая вся зажаренная!
Солнце уже село, и за окнами начала сгущаться синева. Я чувствовал какую-то потерянность и вину перед Женей, Рябинкиным и собственными детьми.– Готово, Александр Николаевич, можно "стрелять"! – сказал бинкин и еще прошелся по кнопкам стирания памяти во всех двенадцати каналах. Я посомневался минутку-другую, а затем перевел лимб длительности импульса на самое короткое значение. В этой области генератор у нас капризничал, и мы с Петровичем избегали ставить лимб длительности импульса в крайнее левое положение. Одновременно с нажатием кнопки внутри камеры грохнул разряд.
– Что-то есть в восьмом канале, Александр Николаевич! – и обрадовано, и с сомнением сказал Рябинкин.
"Что-то" оказалось чуть приметным искривлением вместо привычной гладкой линии на экране.
– Так. Это при длительности импульса в две десятых микросекунды. Жаль, что наш генератор не может дать импульсы короче. Увеличьте давление гелия в два раза, Владимир Петрович...
Прогиб кривой на экране восьмого канала стал явственнее. Это еще далеко не было "веществом звезд", но впервые датчик уплотнения откликнулся, и у меня немного поднялось настроение. Навскидку -здесь примерно одна сотая от плотности воды. Не бог весть, какое достижение, но для начала сгодится!.. В десять раз увеличиваем магнитное поле. От магнита потянуло запахом горелой изоляции. Ничего, милый, потерпи – разряд! Вот те раз, эффект исчез, как не бывало! Что еще за притча?.. Первым опомнился Рябинкин, глянул на часы и ахнул:
– Александр Николаевич, а дети! Уже десять часов.
Я рванулся к двери. "Только бы они никуда не ушли, мои несмышленыши! – подумалось панически, – Только бы не ушли". Вахтерша, увидев мою перекошенную физиономию, улыбнулась:
– Не волнуйтесь так! Девочки рисуют у нас в караулке. Очень хорошие у вас дети – такие спокойные!
– Спасибо вам! – радостно рассмеялся я.
...Когда вышли в черноту ночи, электронные часы над входом показывали 22.30, и где-то в сосновом бору гулко грохотала, приближаясь к станции, электричка.
– Помчались, ребята! – закричал я, подхватывая девчонок на руки. – Может быть, мы сейчас встретим свою мамочку.
Мы вбежали на перрон, когда поезд только замер, и медленно стали гаснуть три его ярких глаза. И тут же столкнулись с Женей, и она замерла от неожиданности и спросила испуганно:
– Что такое? Что у вас случилось? Почему вы здесь?
– Мы идем с папиной работы, мамочка, – гордо заявила Даша, и этим было все сказано.
Дома выбитые из колеи дети разошлись не на шутку. Они с визгами носились по квартире, наотрез отказались от ужина и ссорились за право первой встать под душ. Я рвался помочь, но Женя сказала:
– Иди себе, милый. Ты уже помог, нечего сказать!
Я сидел на кухне в своем "рабочем углу", привычно положив перед собой лист чистой бумаги и авторучку. Соседи, досмотрев телеви-зор, пили чай, весело делились впечатлениями от похождений четырех танкистов и их собаки. Посматривали они на меня не без насмешки... Как же стыдно быть неудачником! – думалось мне горестно. – Прав Матвеев – нужно молиться одному богу. Кажется, он подозревает, что я бегаю в лабораторию Пересветова в надежде наскрести материал для диссертации... Ужасно стыдно! Не будет ли сегодняшний полууспех вообще пределом, этаким потолком достижимых уплотнений? Тогда всему конец. Для реакции термоядерного синтеза в смеси дейтерия с тритием требуется минимум десять плотностей воды".В этот вечер белый листок у меня так и остался чистым. Не было уже никаких идей по совершенствованию нашей установки. Ушли на покой соседи, затихли голоса детей и Жени в комнате. Я вошел тихонько. Женя лежала ничком, обнимая подушку. Спросила, не поднимая головы:
– Ну, хоть получилось у вас что-нибудь стоящее?
Соблазн похвалиться полууспехом был велик. Так и подмывало сказать, что еще на один порядок величин удалось приблизиться к цели. Пока это не "солнышко в ладонях", но ведь еще не вечер...
– Путного ничего не получилось, – сказал я тускло. – Сажа бела.– Жаль, что дети маялись впустую четыре с лишним часа. Причина хоть ясна тебе? Когда теперь выйдете на новую серию опытов?
Промолчать или сказать о полтавских "сватах"? Теперь-то уж надолго наступил конец нашим с Рябинкиным "полетам"! Нелетная будет погода, пока технологическая документация на "Эллинг" не будет переведена в Полтаву.Утром приехала Надежда. Сестры не виделись месяц, но казалось, их разлука длилась годы. Машка и Дашка тоже неистово радовались тетке. Да что там, даже соседка Татьяна и та оттаивала при встрече со спокойной и демократичной ткачихой с Трехгорной. Вскоре по квартире распространился аромат слив, кипящих в густом сиропе... Этот запах возвратил меня во времена четвертьвековой давности, в осень 44-го. Вырвав меня из детдомовского полубытия, бабушка вернулась в Благовещенку, и я впервые в жизни увидел дерево, облепленное спелыми беловато-сизыми сливами. Вот только варенье тогда не варилось, не было сахару, а сушила бабушка зрелый чернослив в зеве разогретой печи, и те разогретые сливы пахли так же, как сейчас.
– Саша, ты собрался? – спросила Женя. – На электричку не опоздаем?
Она была одета в свое "королевское" пальто, купленное два года назад после памятного коктебельского лета в "татарском домике". Оно очень шло Жене. Соседская дочка однажды воскликнула: "Тетя Женя, сейчас по телику показывали встречу английской королевы, на ней было точно такое пальто!" С тех пор оно "королевское".
– Привезите из Москвы что-нибудь интересненькое, – попросила Даша, мечтательно щурясь.
Я невольно нащупал сквозь полу пиджака на груди плотненькую пачку из десяти сторублевок. "Жаль, что не достает двух сотен, – подумалось мне. – А то ведь и привезли бы!"В электричке Женя раскрыла свежий номер своего "родного журнала". Подготовленные ею материалы появлялись далеко не в каждом его номере, но каждый новый номер этого яркого молодежного издания Женя прочитывала от названия до списка редколлегии. По тому, как часто хмурилось ее лицо, я понимал, что не все ей там нравится. Что ни говори, а журнальчик этот пустяковый. После рождения детей и трехлетнего отсутствия она не смогла вернуться в прежний свой "толстый" журнал.
– Приехали, – сказала Женя и, сложив пополам, сунула журнал всумку. – Кстати, Санечка, возьми вот это. Здесь двести пятьдесят. Одолжила под будущий гонорар. В мартовском номере "Иностранки" пойдут мои переводы африканских поэтов. Да не смотри ты так испуганно, не знаю я суахили, переводила по подстрочнику, разумеется. Надеюсь, кое-что тебе даже понравится.
Профессор Ивашечкин жил на Ленинских горах. Мы нашли уютную улицу и громадный дом с обильной лепкой на сельскохозяйственные темы со снопами, яблоками и мощными виноградными гроздьями. В невиданно чистом подъезде дежурная пристрастно выяснила к кому мы идем, и только тогда нажатием кнопки на своем столе распахнула лифт. Я отметил про себя, что в такой лифт войдет и рояль. Открыл нам седой подтянутый мужчина лет шестидесяти. Взгляд его серых глаз, не по возрасту живой, задержался на Женином лице. Спохватившись, он быстренько глянул и на меня, будто прикинул, а стоит ли мне продавать свой "Рениш". Жестом пригласил войти.В гостиной в окружении старинной мебели стоял темно-коричневый "Рениш". Казалось, он насторожился при нашем приближении. Он не мог еще поверить, что будет продан и увезен. Мы с Женей переглянулись – инструмент выглядел отлично. Хозяин открыл клавиатуру и поднял верхнюю крышку. Пахнуло духом старого благородного дерева. Профессор бойко заиграл какую-то опереточную мелодию. Инструмент звонко запел, сочно и бархатисто зарокотал.