Мы отстранились друг от друга и лежали в темноте, не веря в серьезность внезапной размолвки, но и не торопясь ее избыть. Я смотрел на косую полоску света от фонаря рядом с фотографией юной Женьки. Мне вспоминалась та тревожная ночь, когда Женя в роддоме мучилась над лучшей из своих рифм, а я присягал ей всем сердцем. Верен ли я той присяге? Так ли действительно живу, как обещал ей тогда?.. Похвалиться мне было нечем.Первой тишину прервала Женя:
– Прости, Саша, я дура. Ни один человек, даже самый любящий, не имеет права считать себя творцом другого человека. За другим всегда остается право на свободный поступок, не ложащийся ни в какую "рифму"... Просто, суть твоих исканий там, в пересветовской лаборатории, недоступна моему пониманию. Когда у тебя неудачи и разочарования, я злюсь точно так же, как соседка Татьяна злится на своего Ваську, если тот не доносит до дома всю получку. Надо бы мне кое-что почитать По психологии творчества, об интуиции мне почитать следует, чтобы немножко понимать, что с тобою творится.
...Утром мы оба и не вспомнили о ночной размолвке. Мы озабочены были предстоящей перевозкой своего замечательного пианино. К трем часам дня оно уже было в Синявине и стояло в нашей "двадцатиметровке". Надежды и детей в доме не оказалось. Скорее всего они отправились на прогулку в лес. Что же, тем неожиданней будет сюрприз... И вот, наконец-то, на лестнице зазвенели их голоса.
Дети стояли на пороге, не веря сказке. Потом Машенька тихо, как к сидящей бабочке приблизилась к открытой клавиатуре. Она подняла руку и не ударила, не тронула клавиш, а только провела над ними рукой, перебирая пальчиками. И бросилась мамочке на шею.
– Оказывается, я хорошо помню тот вечер, когда вахтерша нас хлебом с помид о рами угощала. Она спросила, кого мы ждем, а мы ей отрапортовали, что наш папа "на у ку д е лает". Долго же ты ее делал, ей-богу! Шесть лет после коктебельского озарения и такой слабый результат. – Побойся Бога , Дашка! Из этих шести лет один год ушел только на публикацию статьи в сборнике. Еще год мы выбивали площадь под установку. Потом мы с Рябинк и ным ее строили, тоже дело непростое Так что чистый счет – года три. Но мы все же ухватили ужа за хвост в тот памятный для тебя вечерок. Осенью 69-го у меня уже не было сомнений, что эффект схлопывания плазмы существует. Вопрос был только в том. почему он такой слабый. – Что меня поражает в этой истории, папочка, так это мамино терпение и вера. Три года – одна только "сажа бела"! Она открыла тебе "бессрочный кредит", как сес т ры Вера, Надежда, Любовь в песне у Булата Окуджавы? Похоже, эти три сестры в н а шей маме слились воедино. – Нет, Даша, кредит был далеко не бессрочный, и скоро от меня будет потреб о ван стр о гий расчет по векселям. – Но вы остались вместе! Значит, у тебя нашлось, чем погасить векселя?
Глава 8. ЛОШАДКИ, БЕГУЩИЕ ПО КРУГУ
Тридцатого декабря 69-го года, я окончательно распрощался с "Эллингом", которому было отдано ровно десять лет моей жизни. В тот же день мне в цех позвонил Пересветов, попросил прийти к нему для разговора. Я знал, что разговор будет нелегким. Еще бы!.. Огромная установка, в которую было "ухлопано" столько сил и средств, три месяца простояла холодной и бездыханной, пока я передавал "Эллинг" на серийный завод. Я так и не смог за осень в очередной раз озадачить Рябинкина. Задуманный переход в область наносекундных импульсов был слишком не прост. Прежде всего – не существовало промышленных генераторов с необходимой силой тока в импульсе. Такую технику нужно было создавать заново... Войдя в лабораторию, я лицом к лицу столкнулся с Рябинкиным и испытал жгучий стыд, вспоминая наши совместные исследования, которые теперь представлялись мне очень далекими от истинно научных. То было дерганье и шараханье, наукой там и не пахло, сплошной авантюризм от нетерпения – с налета, сразу и во что бы то ни стало получить "звездное вещество".Пересветов сидел в своем "кабинете", тесной каморке с узким окном в одну створку. Он пожал мне руку, коротко глянул в глаза через сильно увеличивающие очки. – Как наши общие дела, Александр Николаевич?– Как сажа бела! – я горьковато рассмеялся, вспоминая Женю.Протянул Пересветову раскрытый лабораторный журнал, где на вклеенном листке логарифмической бумаги было проведено сравнение теоретически ожидаемых и экспериментальных результатов сентябрьской серии опытов. Результат расходился в сотни раз!
– Да... "неклево", как говорит мой сын, – грустно улыбнулся Пересветов и принялся неторопливо листать мои записи, начиная с первой страницы. Соколиным взглядом матерого экспериментщика Леша сходу оценивал условия постановки каждого опыта и результаты, как правило совпадающие с ожиданием с точностью "до наоборот". Я страшился посмотреть ему в глаза. Он же закрыл тетрадь и спросил вполне миролюбиво:
– Слушай, старина, не хочешь ли ты заняться всем этим по-настоящему?
Я поднял глаза и встретился с немигающим взглядом Пересвето-
ва.
– Ну, тогда так, – сказал Пересветов, понимая мой молчаливый ответ как утвердительный. – Милости прошу начать новый 70-й год в качестве ведущего инженера Проблемной лаборатории. Я сегодня говорил об этом с Бердышевым. Директор для начала "вклеил" мне за "подпольные" исследования неидеальной плазмы, потом заинтересовался и, как это у него водится, потребовал расширения работ, но в рамках официальной темы. Против твоего перехода ко мне не возражал, благо – у меня оказалась в штатном расписании пустая клеточка на ведущего с окладом сто восемьдесят рублей. Или ты на другое нацелен, Саша? Я слышал, тебя прочат на место Матвеева.
У меня застучало в висках от напряжения. Я никак не готов был к такому решительному повороту. По крайней мере – сегодня. С Женей бы посоветоваться. Но она же однозначно ответит: "Да!" И я сказал:
– Согласен на перевод в "науку", хоть и не знаю, выйдет ли из этого что-нибудь хорошее.– Выйдет, не выйдет, а поиски Индий всегда необходимы, потому что изредка это приводит к открытию Америк... Если есть какое-то неизученное явление, у меня всегда чешутся руки! А вот ты, оказывается, никакой не исследователь, а был ты и остаешься разработчиком. Установку ты задумал замечательно, что и говорить. Особенно хороша твоя универсальная вакуумная камера. Но самые исследования ты вел безобразно, здесь я тебе беспечно доверился... На твоем месте я бы начал вот с чего...
Пересветов взял листок чистой бумаги и стал вслух прикидывать примерную программу работ, начиная с самых элементарных проверок моей "коктебельской" теории. Впрочем, записывал он на листок только то, с чем я безоговорочно соглашался. Уже хотелось начать работу по этому толковому плану, постепенно восходя к постижению явлений и, значит, к овладению ими. Летели и летели за узким окном неспешные снежинки. Я вспомнил, что обещал дочкам сегодня купить елку. Небось, льнут носами к стеклу, высматривают, не идет ли папа слесной гостьей. Но прерывать Пересветова не хотелось. "Ах, Алешка, – подумалось мне, – зачем я только тебе нужен – этакий бездарь сзадатками анархизма? Подумать только, три года впустую!" Когда я вследующий раз глянул в узкое окно, за ним была уже плотная синева наступившего вечера...Елку я. по счастью, купил у леваков почти у подъезда своего дома. Поднимаясь по лестнице, я испытывал едва ли не ликование. От чего? От этой покупки или от разговора с Пересветовым?.. Открыл дверь и увидел Женю в брючках и давней туристской тельняшке, повязанную косынкой. Шла уборка. Маша и Даша, тоже в косыночках, разбирали завал своих игрушек в углу, где предстояло стоять новогодней елке. Они тут же выскочили с нею знакомиться и принялись тискать ее обледенелые трехпалые лапки.– Поставь елочку в ванну, Саня, пускай оттаивает, – сказала Женя. – А что это ты так сияешь, братец Кролик? Ну-ка выкладывай, что нового!Через сутки мы с Женей собирались к Дымовым на встречу наступающего Нового года... Чтобы дать нам такую возможность, утром приехала Надежда и увезла любимых племянниц в Москву. Завтра утром они пойдут на елку во дворец культуры Трехгорки. Собрав и проводив дочерей, Женя и сама принялась "чистить перышки". Уже готовый и парадно одетый, я взволнованно наблюдал преображение жены. Помог ей облачиться в полупрозрачное платье с блестками и золотыми нитями. Система замысловатых юбок и лифов, покрытая этим платьем, превратила Женю в пышный тропический цветок, недоступный для прикосновения, не говоря уж о поцелуе. Подступали сумерки. Светилась в углу комнаты наряженная елка. Светилась Женечка. И не только блестками на бальном платье. Светились ее глаза. "Вот же чудеса, – думалось мне, – муж фактически отказался от престижной высокооплачиваемой должности, а жена этому несказанно радуется..Как на заказ, стояла новогодняя погода – минус десять и редкие неспешные снежинки в недвижном воздухе. Дымовы, вернее, Дымовы и Пряхины, две бездетные пары, занимали двухкомнатную квартиру в микрорайоне Коровий Брод. Исключительное удобство вечеринок у них заключалось в том, что стол накрывался у Дымовых, при этом мебель Пряхиных, а именно стол и диван-кровать, переносилась к Дымовым, и комната Пряхиных превращалась в недурной танцзал... Всего вместе с хозяевами народу собиралось человек двадцать. Нас с Женей встретил Виталий Дымов. На правах хозяина он был без пиджака, в белой рубашке с бабочкой. Приняв с Жениных плеч пальто, он засмотрелся на ее отражение в зеркале.– Как вы прекрасны, Женя! – серьезно сказал Дымов. Женя благодарно зарделось, а у меня дрогнуло сердце. Прям хоть в гости к ним не ходи!Дымов был синеглазый брюнет с такими вьющимися висками, что тут же хотелось дополнить их бачками, дорисовать ему усы, ментик и кивер, рейтузы в обтяжку, и сапоги со шпорами. Уж этот молодец положит пулю в туза, будьте уверены! Был он радиофизик по образованию и недавно еще трудился в теоретическом отделе нашего НИИ, но вот уже второй год учился на Высших режиссерских курсах и на оставленную работу смотрел только как на источник жизненных наблюдений... Появился в прихожей и второй хозяин квартиры, большой рыжий и бородатый, похожий на Фейербаха. Этот тяготился своей профессией экономиста. Его увлечением была сциентология – наука о науке. Любая вечеринка в этой квартире завершалась обычно таким яростным спором, что соседи по лестничной клетке стучали в дверь и грозили, что позовут милицию. Сам Пряхин в этих дискуссиях обычно выполнял роль драчливой, но хитрой собаки, выходящей из склоки в самом ее разгаре. Спровоцировав спор, он дальше помалкивал и только время от времени подталкивал яростную дискуссию в забавном для него направлении. За эти споры и любили мы с Женей "дымовско-пряхинскую гостиную". Вот и теперь в предощущение праздника вполне естественно входило ожидание восхитительного трепа на непредсказуемую тему...За столом я и Женя оказались сидящими между супругами Дымовыми, я – рядом со Светкой, Женя – с Виталием. Это Дымов оставил свою жену и затесался между Женей и Одинокой Лидой, якобы скрасить Лидино одиночество. Но было очевидно, что одиночество Лиды сто присутствием никак не скрашивалось. И еще было ясно – по меньшей мере, мне, – что Виталий Дымов сможет теперь до утра говорить с Женей об искусстве и флиртовать с ней. Они уже тихонечко обсуждали "Певчего дрозда" Отара Иосселиани. А мне предстояла новогодняя ночь в обществе Светы Дымовой, хотя этим обществом мы оба сыты на работе.