Выбрать главу

– Говорят, ты уходишь в науку? – спросила Светлана. – В цехе пе­чаль. Тебя ведь у нас все любят, а теперь жди, что приставят на место Матвеева черт-те кого, мучайся потом. На самом деле жаль, Сашка!– Обойдется, Светик! Нынче утром я встретил в магазине Мат­ веева,и мы с ним расставили все запятые. Он сказал: "Раз такое дело, на пенсию они меня не выгонят!" А он еще мужик крепкий.

Наполнили рюмки коньяком, чтобы проводить уходящий год. Женя обернулась ко мне, нежно и благодарно посмотрела в глаза. Не­много оттаяло сердце, остуженное ревностью при взгляде на две скло­ненные друг к другу головы.Следом же и незаметно за общим смехом и трепом подступила полночь, и вот уже звон курантов, и глухие хлопки шампанского и ко­мок в горле, и "С новым годом, с новым счастьем, дорогие товарищи!" Когда встали с поднятыми бокалами, Женя снова жестко оставила сво­его собеседника и, торжественно серьезная, смотрела мне в глаза. Мысленно считая удары часов, я думал о прожитом в Синявино деся­тилетии. Только три года были темные и пустые – без Жени. А за ок­ном наплывало новое десятилетие – Семядисятые годы. Что нас ждет там?Дискуссия завязалась в третьем часу, когда все уже устали от танцев и начали трезветь от крепкого горячего чая. Пьянеть от вина по­вторно уже никому не хотелось. А хотелось как раз яростного "философского" спора. О ходе времени, о смысле жизни, о тонкой ни­точке судьбы, твоей и моей, вплетающейся в непрерывно текущую ткань Настоящего, переменчивую и непостижимо сложную. Толчком к спору послужила неожиданная постановка Одинокой Лидой вопроса, который показался бы трюизмом в другой обстановке: 4– Зачем существует человечество?

– Как считает мой друг и учитель Андрей Тарковский, – сказал Дымов, – человечество существует, чтобы создавать произведения ис­кусства.– Как бы не так, – хмыкнул Пряхин. – При таком подходе мы за­будем главное. Что человечество венчает собою ноогенез, то есть рож­дение и самопознание мыслящей материи во Вселенной. Можно смело приравнять, никого не обижая, художественную ценность наскального доисторического рисунка и рисунка Пикассо. Берусь доказать это даже Дымову. Но посмотрите, какое различие в постижении мира за это время! Непрерывный экспоненциальный рост знания, и конца ему пока не видно. Так что, дорогие братья по разуму, человечество существует для того, чтобы с помощью науки увеличивать сумму знаний о мире и о себе.

Дымов, разумеется, стерпеть подобное не смог. Он показал, что означенная сумма знаний, понимаемая Пряхиным прагматически, лишь вооружает технику и производство, а это ведет, в конечном ито­ге, к одному, к экологической катастрофе. Так что задача искусства обретает прямо-таки боевую роль, ибо нечем больше остановить раз­рушительную машину так называемого прогресса, как только обраще­нием к человеку, к исходному понятию гуманизма... Здесь Пряхин уже в спор не вступал, он сделал свое дело. Нашлись другие крепко несо­гласные с Дымовым. Пламя спора становилось все жарче. Вскоре Ды­мову, допустившему в адрес науки откровенно оскорбительный выпад, вообще запретили открывать рот. поскольку он фактически "ренегат от науки". Дымов обиделся. Откинувшись на диванную спинку, он де­лал вид, что ему совершенно неинтересен детский этот спор и занялся оборочкой на Светкином рукаве... Выбывание из игры главного анта­гониста привело к затуханию дискуссии. Неожиданно наступила даже пауза, тяготившая очевидной незавершенностью. Молчавшая до сих пор Женя сказала:

– Мне кажется, спор у нас идет впустую, вроде дискуссии "о фи­шках и лириках" десять лет тому назад. Наука и искусство – две сто­роны познания. Только какие, вот в чем вопрос. Наука осуществляет аналитическую функицю, а искусство – синтетическую. Это элемен­тарно, даже и спорить тут не о чем. Но отчего-то мне, гуманитарке, бывает так грустно, когда я наблюдаю вас, инженеров и физиков! Вы вкладываете в свои электронные изделия живую душу, а они остаются обезличенными, хотя по красоте и совершенству могли бы соперни­чать с произведениями искусства. А в произведениях искусства живет душа художника. В этом все и дело... Искусство, как заметил Михаил Пришвин, осуществляет нравственный синтез. Как фотосинтез непре­рывно порождает зеленое живое вещество, так искусство постоянно обновляет живую совесть человечества. Иное дело – сумма знаний, до­бываемых наукой. В ней концентрируется воля человечества к покорению косной силы природных стихий. Но скажи, Пряхин, к чему придет ноогенез, если он по пути экспоненциально растеряет совесть?– Браво, Евгения Максимовна! – Пряхин вскочил и кинулся цело­вать Жене руку. – А то некоторые здесь уже готовы вернуть нас всех в неолит и высекать там кремневыми топорами каменных баб во имя искусства. Сказанное вами, Женя, на языке философии можно было бы подытожить так, что связь локального и конкретного с бесконечным, связь Логоса и Сенсуса делает человеческое познание эмоционально значимым в нравственной сфере.– Вот-вот! – фыркнул Виталий. Айн унд цванциг, фир унд зибциг, что в переводе означает: завари-ка нам еще свежего чаю, Светка, а то от споров пересохло в горле.

...Домой вернулись на рассвете. Начавшее уже светлеть окно на­шей комнаты, все в морозных узорах, было удивительно прекрасно. Прекрасно было в полумраке и лицо Жени, смотревшей на меня растревоженно и серьезно. Я взял ее плечи и спросил, глядя в темные зрачки:

– Что тебе Дымов шептал во время танцев? Он, пьяная рожа, так тебя обнимал при этом, что мне пришлось обнимать Светку, чтобы показать ей. что нет в этом ничего особенного, и немного успокоить.