В электричке Даша льнула к мамочке, а Маша рассказывала мне о пережитом. За окнами вагона лепил и лепил густой снег, даря надежду. что хоть в марте будет отпущено нам немного настоящей зимы... Захваченные плотным снегопадом мы шли к дому вдоль берега нашей речки.
– Еда в доме имеется? – спросила Женя, обернувшись ко мне.– Конечно. Вчера мы с Дашкой даже пирог испекли. После обеда девочки затеяли игру в цирк, втянув также и меня.
должен был представлять то развеселого клоуна, то льва, огрызающегося на взмахи стека, то атлета, запросто держащего на одной руке смелую акробатку. Единственная зрительница, сидя в кресле со штопкой, лишь покачивала головой, а то и склонялась к своей работе с затаенной улыбкой... Давно уже горел свет, а стекла окна все сильнее залепляло снегом. Потом я увел детей в ванную и поставил под душ обеих. Мылил и тер спинки, поливал из ручного душа поднятые личики с закрытыми глазами и открытыми ртами, шаловливо ловящими упругие водяные струи. Неужели это купание последнее? Когда же внес завернутых во фланелевые простынки дочек в комнату, сердце мое рванулось и унеслось в космос к белым всегда прекрасным звездам: тахта была застелена на двоих!
...Мы лежали рядом, держась за руки, словно бы негласно договорились все начать сначала. Женя прильнула ко мне, обняла горячей рукой и прошелестела: "Прости, Санечка!" Я прижал ее к себе, простершуюся вдоль моего бока и бедра, и нежно гладил кончиками пальцев ее позвонки. Скоро она уснула. Мною же овладела ревниво и цепко Задача, маня тем, пригрезившимся в цирке, решением. Я уходил в сон, но и там это продолжалось, мучая неясностью. Что-то копилось, что-то стучало в темных и тайных глубинах и все бежали, бежали по кругу в моих сновидениях белые лошадки, гонимые щелкающим кнутом.Когда я проснулся. Женя еще спала. Я любовался ее лицом, и словно бы впервые открывался мне великий и святой смысл того, что являет собою союз Мужчины и Женщины, порождающий не только детей, но и вообще все прекрасное на свете – картины, стихи и ошеломительные открытия. Женя раскрыла глаза, и мы бросились друг к другу, задохнувшись от нестерпимой новизны своего чувства...Через час я был отправлен в магазин за сметаной к ватрушкам, которые Женя только что поставила в духовку... В чистом синем небе сияло солнце, и чистейший снег, мокроватый вчера в суете своего долгожданного падения, за ночь спекся под морозцем в восхитительно хрустящую при ходьбе субстанцию. Желание жить, дышать, любить
распирало грудь...
В очереди к прилавку я попытался уже привычно вызвать в памяти свою Задачу. Но она вдруг ослушалась. И в этом тоже было что-то новое... Я старательно завинтил крышку на банке со сметаной. Круговое движение вроде бы толкнуло из темной глубины к свету сознания что-то из пригрезившегося вчера в цирке. Но я опять ничего не понял. Гак и вышел в белое великолепие заснеженной улицы. Каждый шаг сопровождался звонким хрустким щелчком, и снова перед глазами возникали лошадки, бегущие по кругу, и... Явилось готовое решение -линейка СВЧ резонаторов сомкнулось в кольцо, это и была необходимая бесконечная дорожка для моих плазменных лошадок! И что замечательно – не нужно выбрасывать злосчастный магнит. Нужно только повернуть в его зазоре электродную систему из вертикального положения в горизонтальное. Теперь я знал, как организовать в плазме уип-эффект с временами короче наносекунды. Идея о периодическом "подстегивании" нашла ясное техническое решение. И даже название возникло само собой. Это называлось циркотрон.– Что это ты белее самой сметаны? – встревожилась Женя, принимая банку из моих рук. – Не захворал ли часом? Или придумал что-то стоящее?
– Тебе не кажется, что эта твоя публикация в институтском сборнике что-то вроде нашего русского "кукиша в кармане" Сандерс о тебе даже и не подозревал? – Разумеется. Сборник выходил под грифом "Для служебного пользования " в тре х стах экземплярах и рассылался по списку только предприятиям, тесно связанным с н а шим НИИ.
– Но ведь были же какие-нибудь советские аналоги американского
"
APPLIED
– Да, весь ученый мир знает наши журналы "Успехи физических наук" или "Журнал технической физики", но пробиться в эти издания можно, только получив такой бл и стательный результат, какой был у Сандерса. – И еще одно ранит меня, папочка. Американец с помощью ЭВМ легко перекрыл то, что ты так замечательно родил своей интуицией в глубокой душевной смуте, в этих коктебельских твоих страданиях. А следом и циркотрон порожден трагическим сверх у силием духа. Как же это все "по-нашенски", по-русски!.. Так и видятся мне два Прометея Один извлекает уголек из божественного костра длинными удобными щипцами, а другой хв а тает его голыми руками и несет его людям, перебрасывая с ладошки на ладошку...
– Очень похоже. Зато ладони у нас покрепче. К твоему сведению, ни Сандерс, ни кто др у гой, до периодического уип-эффекта до сих пор не додумались. Я следил за всеми публик а циями и выступлениями Роберта Сандерса на конференциях. Он сумел укоротить и м пульс до наносекунды и нейтроны получил, но до наших результатов ему очень далеко.
– Ты хоть на тот раз "застолбил " в мировой науке свои открытия?
– Что ты, Дарья! Ты слабо себе представляешь режим секретности в наших НИИ. Едва мы "утер-р-ли нос этому амер-р-иканцу", как того хотелось нашему Ряби н кину, все наши результаты были тут же засекречены, потому что ими заинтересов а лись военные...
– Ладно, ладно. Не рассказывай вслух. Лучше пиши дальше.
Глава 9. ОЗЕРНЫЙ СЕМИНАР
Две белых рубашки, на день доклада и для банкета. Теплый свитер Жениной вязки. Носовые платки и носки, мыльница, бритва и зубная щетка, и даже синий томик "Незабудок" Пришвина, чтобы в дороге не скучно было. Все это уже лежало на кресле, самому оставалось лишь уложить вещи в портфель. Отыскал в кладовушке еще и свои резиновые сапоги. В портфель они не помещались. Пришлось сложить голенищем в голенище и приторочить к портфелю веревочкой.Сидя у секретера, Маша старательно выводила строки крючков, принадлежащих прописной "р". Даша уже расправилась с каллиграфией и, расположившись со своей работой на подоконнике, раскрашивала акварелью нарядное лиловое платьице для плоской картонной куклы.
– Ты уже сейчас уезжаешь, папочка? – спросила Маша с печалью.
– А что такое озерный семинар? – спросила Даша, не отрываясь от своих занятий.
– Приеду, все вам расскажу. Мамочке от меня привет!
– У нее сейчас будет большая переменка, – сказала Маша, глянув на будильник. – Ты подойди к учительской, открой дверь и позови ее.
– Не стану, Машенька, – засмеялся я. – Видишь сапоги у меня. Не ловко же с сапогами в школу, правда?
Дочери повисли на моей шее. Этакие "кандидатки в акселератки", выше всех мальчишек в классе. В окно светило послеполуденное солнце. Волосы у дочек были сухие и горячие. Заныло сердце – не хотелось расставаться даже и на каких-то четыре дня...У проходной толпились "семинаристы" – элита и цвет синявин-ского НИИ, лучшие из лучших. Царев, Красилов. Рязанов – имена!.. Дрожь в коленках сама собой исчезла, когда вошел в круг. От того ли, что увидел – у Царева сапоги точно так же привязаны к портфелю. Или от того, что никто на появление здесь Величко ну никак не прореагировал, кроме Пересветова да невесть откуда взявшегося Стадню-ка, который заулыбался мне несколько медово. Пересветов потрогал погон моего плаща:
– Принарядился, как в Ленинград? Видишь, большинство здесь предпочитает спортивно-колхозный стиль одежды.
Стаднюк, впрочем, тоже был одет достаточно парадно. Сколько же на виделись? Лет пять? С тех пор, как Георгий Иванович уехал в Саратов руководить крупным родственным НИИ. Теперь он приехал на знаменитый озерный семинар фирмы Бердышева, чтобы набраться ума-разума?..Между тем раздвинулись ворота, величественно выплыл из них красный "Икарус", зеркалящий на солнце своими огромными стеклами. Следом двигался еще и голубенький микроавтобус, набитый под самую крышу рулонами и тубусами с демонстрационными плакатами докладов семинара. В "Икарусе" я замялся, пропуская Пересветова к окну, но тот подтолкнул меня в плечо: