– Ну, что же, друзья мои, хочу пожелать нашему семинару и в этом году не уронить свою высокую марку. Пусть он, как и прежде, станет для нас очередным перевалом, с которого хорошо видны горизонты, как ближайшие, так и отдаленные... В добрый час!
Через полчасика, оглянувшись вокруг, я обнаружил в себе такое чувство, будто бы участвую в большом семейном ужине, собравшем всех близких и дальних родственников. Смех и шутки, и дружественная оживленная беседа, и непринужденное подтрунивание то здесь, то там по всему периметру огромного стола.И люди, которых знал раньше по их работам, открывались через улыбку, взгляд или жест в своей непринужденности. Как же радостно это оказалось – осознавать себя, пусть еще не вровень с ними, но все же причастным к тому, что гордо называется "фирма"! И так хотелось настоящего деяния, чтобы еще полнее причаститься к этому. Чтобы еще многие годы в сентябре, когда завершает свой сезон база отдыха "Лешачье озеро", снова оказаться здесь на семинаре, отчитаться о сделанном, выдать новые идеи и увидеть, что еще нужно сделать. И чтобы так же молодо и горячо стучало сердце от ощущения этой вот профессиональной мужской солидарности, и от заслуженного гордого сознания, что сделанное тобою еще нигде и никем в мире сегодня не перекрыто, и от благодарного воспоминания р самой родной и любимой женщине, которая ждет твоего возвращения и также верит в твой талант и успех...После ужина Стаднюк и Пересветов застряли в бильярдной. Первый в роли невыбывающего азартного игрока, второй в качестве страстного болельщика. Я поднялся в нашу комнату, разложил все свои плакаты и таблицы по столу и койкам, завесил ими окно и шкаф. Знакомый любимый выстраданный мир, в котором каждый изгиб кривой каждая формула и каждая цифра живут аукаются между собой, выражая переменчивую и загадочную суть явлений, нигде в природе, кроме твоей установки, не имеющих места. "Звездное вещество", получение в циркотроне, так же схоже с веществом настоящих звезд, как нейлон с натуральным шелком. Слияние ничтожной доли ядер дейтерия и три тия, участвующих в схлопывании порождает энергию пока еще в сотни тысяч раз меньшую, чем затраченная на сам уип-эффект. Как же еще немыслимо далеко до брейкивена! И будет ли он вообще когда-нибудь достигнут на циркотроне?..
Прохаживаясь вдоль своей "выставки" я продумывал доклад, но тревога не унималась, а лишь нарастала во мне... Я был готов на любые труды и лишения, только бы мне позволили продолжить работу! Но в этом-то и вопрос: будет ли продолжение?..
Я свернул плакаты в нужном порядке и лег спать.После завтрака "семинаристы" перешли в кинозал и Бердьшев открыл заседание. Впервые я имел возможность как следует рассмотреть и услышать Генерального директора. Был он высок ростом и по спортивному подтянут. Энергичное его лицо несло на себе потенциал неукротимой воли и постоянное ироническое, даже немного сердитое выражение. Строгие глаза за стеклами очков не улыбались, даже когда шутка или юмор на какое-то время смягчали жесткую складку губ. Бердышев говорил:– Авторитет нашего института огромен. Но мы выполняем ежегодно большое число мелких заданий, множество частных разработок, которые могли бы выполнить десятки родственных предприятий, порой жестоко страдающих из-за своей незагруженности. Мы же, именно в силу своей неоднократно подтвержденной смелости и ответственного отношения, вынуждены "клепать и клепать" эти изделия, достойные лишь нашего вчерашнего дня. Такова сила инерции. Известно же: кто везет, на того и грузят...По заводским еще своим представлениям, я ориентировался в грозном массиве проблем, которые раскрывал перед слушателями Бердышев. Обращаясь к своим ведущим специалистам, Генеральный ставил проблему крупно. Нужно выявить такие задачи, прежде всего за счет освоения новых физических явлений и принципов, чтобы они открывали новые пути в технике и обеспечивали институту прежний его авторитет. Здесь я заликовал – циркотрон по всем статьям подходил под эти требования! Но тут же Бердышев и остудил мой пыл.
– Но всего этого мало, дорогие мои, мы с вами ни на минуту не должны упускать из виду экономику. Пусть ваши новые идеи и разработки обеспечат наши заводы выпусками достаточно массовой или гибко изменяемой продукции.
Циркотрон меньше всего подходил для освоения на серийных заводах с целью подъема их экономики. Снова вчерашняя тревога вернулась в мое сердце, и я почти не слушал следующего докладчика. Я уже панически страшился собственного провала. Бердышев объявил короткий перекур.
– После перерыва, – сказал он, – заслушаем доклады наших "разведчиков" – начальника Проблемной лаборатории Пересветова и ведущего инженера Величко.
Во время перекура в разрыве облаков выглянуло солнце, согревая плечи и затылок. Я брел среди берез, стараясь унять сердцебиение, и вышел к прекрасной рябине. Предвещая суровую зиму, она только что не стонала под грузом сочных коралловых ягод. "Она весной рябина, а осенью – богиня! – услышал я тихий Женин голос. – За чьи же интересы грозит ей та погибель?" Ах, Женька моя милая, какая же это погибель? Дай мне Бог когда-нибудь достичь такого результата, как у этой рябинушки!...Доклад Пересветова шел, что называется, "на ура". Еще на хамсаринском плоту двенадцать лет назад я услышал впервые идеи, которые тогда казались завиральными. Длина свободного, без столкновений, пробега электронов в кристаллической решетке некоторых металлов порядка микрона, то есть поток электронов может проходить через пленку металла свободно, как в вакууме. Значит, кроме полупроводниковой твердотельной электроники можно мыслить металлоэлек-тронику, которая будет как бы аналогом старой, вакуумной, но непредставимо мощнее и эффективнее... В последние три года, путем виртуознейших опытов, Пересветов блистательно подтвердил давние свои, идеи.
– Научитесь выращивать пленки сверхчистых металлов, – обращался он теперь к нашим технологам, – дело за вами.
Пока шла жаркая дискуссия по докладу Пересветова, я развесил свои плакаты. Наконец директор повернулся ко мне вместе со стулом и
кивнул: "Начинайте!" Я тут же напрочь забыл первую уемистую фразу, которую заготовил с вечера и начал совсем просто:
– Мой доклад посвящен исследованиям недавно открытого явления в неидеальной плазме, которое может стать реальным ключом решению задачи управляемого термоядерного синтеза, то есть УТС.
Дальше, что называется, беря быка за рога, я перешел сразу к критерию Лоусона, чтобы обозначить корень проблемы УТС... Легкие ядра, участвующие в реакции синтеза, заряжены положительно и сильно расталкиваются. Чтобы преодолеть эти, кулоновские, силы расталкивания, необходимо столкнуть ядра с высокими скоростями. Для это го нужно нагреть термоядерное горючее до огромных температур. Но даже при высоких температурах ядра не обязательно сталкиваются. Вероятность взаимного рассеяния ядер в миллионы раз выше вероятности их слияния. Следовательно, нужно или удерживать температур газообразного топлива в 100 миллионов градусов достаточно долго, порядка секунды и более, что представляет огромные трудности, или же сократить время разогрева до миллиардных долей секунды, но при этом уплотнить горючее до огромных значений – порядка десятков сотен единиц плотности воды, то есть получить на земле крошечный лишь в силу своей малости, безопасный комочек звездного вещества, этом случае плазма удерживается исключительно за счет механической инерции самих ядер. Реакция синтеза должна произойти быстрее, чем они успеют разлететься. Такой способ называют инерциальным УТС Далее я развернул представления об инерциальном УТС на базе лазерного метода мгновенного разогрева термоядерного топлива и упомянул о методе, использующем для той же цели сверхплотные ускоренные пучки ионов. Подвергши критике оба эти метода, я перешел к "уип-эффекту". Сослался на собственную раннюю работу, благоразумно умолчав о причинах своих экспериментальных неудач, и отдал должное зарубежному коллеге Сандерсу. В достаточной мере заинтриговав аудиторию, я с помощью красочного плаката объяснил суть "уип-эффекта" или, если угодно, " эффекта кнута"...
– И пряника тоже? – не удержался кто-то на задних рядах. Грохнул добродушный смех, и я определенно почувствовал, что не только овладел вниманием, но уже и расположением к себе это очень взыскательной аудитории, состоящей из "китов" до "асов". Когда наступил черед циркотрона который является своеобразным СВЧ прибором, меня понимали с полуслова. Я чувствовал, слушатели оценили красоту идеи! Однако не следовало "растекаться мыслью" и я, экономя время, сразу же перешел к своим последним достижениям. Самый эффектный мой плакат назывался "Нейтронное дерби". Как в игровом автомате "Скачки", вдоль горизонтальных линий мчались наездники. Циркотрону соответствовала красная лошадка, прямо тебе Петров-Водкин! Я ткнул указкой в красного коня, привлекая внимание слушателей, и тут вдруг меня остановил Бердышев: