– Ну, что, Величко, "в то утро он проснулся знаменитым"?
– Что толку? Хожу вот и хочется взвывать за Дубровского: "Еще вчера имел я хлеб и кров родимый, а завтра встречусь с нищетой..." Сам я, понятное дело, как щенок слепой. А ты на что же рассчитывал?– С нашим Генеральным в таких делах рассчитывать не приходится. Эх, рановато мы с тобою выскочили, Сашка! Надо было протонно-литиевую реакцию попробовать. Под это Бердышев дал бы тебе кредит доверия! А так – его понять тоже можно. Радиоактивность -штука поганая.
– Что же теперь мне делать, шеф Алексей Сергеевич?– Металлоэлектроникой заняться не хочешь?– Да иди ты!..
Семинар продолжался еще два дня, и я вроде бы все слушал, но мною владело чувство невосполнимой утраты. Такое же состояние у меня было в прошлом году, когда схоронили бабусю Марию... В мае старушка своим ходом приехала в гости к внуку, снохе и правнучкам. Но не скрывала и своего пристального интереса к Москве. В Москве же всему остальному предпочла Красную площадь, дивясь ее реальности. Очень была польщена возможностью походить внутри Кремля. А у Царь-пушки сказала с обезоруживающей наивностью: "То и хорошо, что не стрельнула. А то еще при тех бы царях вышел "атом"! Бомбы у нее вон какие здоровенные". Бабка Мария отказалась от Жениного предложения поселиться у нас, ссылаясь на то, что дома у нее осталась "скотинка". Имелась в виду дюжина кур. Расстались спокойно и без лишних слез. А в конце июня пришла телеграмма...При прощании во дворе, заполненном односельчанами, гроб стоил под старой вишней, и зрелые красные ягоды свисали над лицом мирно и навсегда уснувшей хозяйки. В тот же день мы с Женей, прощаясь с усадьбой, отходившей сельсовету, сорвали все цветы и устелили ими свежую могилку со сварным крестом. Звонко заливался над деревенским кладбищем жаворонок... По дороге на станцию зашли проститься и к родной криничке в Котовой балке... Я очнулся от воспоминаний и сосредоточился на очередном докладе.В субботу было только утреннее заседание. В заключительном выступлении Бердышев подвел итоги. О моем докладе он даже не обмолвился. Инцидент, как говорится, был полностью исчерпан. А ведь я ожидал от Бердышева позволения продолжить хотя бы физические исследования периодического уип-эффекта, без всяких там нейтронов. Такими работами ведь не занимается никто в мире! Пересветов теперь уже и не пытался меня утешить. Все было кончено...Вечером был банкет, но он тек сам по себе как бы мимо моего сознания. Разумеется, я выпивал и закусывал, но не веселило меня вино и не вызывало горячих мыслей о сопричастности к величию родной фирмы... Самым ярким впечатлением за вечер оказалось выступление "инициативной группы" во главе с Царевым. Они предложили вниманию присутствующих частушки, отразившие самые яркие события семинара. Острое словцо под баян сопровождалось взрывами хохота. Я вдруг услышал: "Дерби вроде бы не в моде, но при всем честном народе наш Величко – вот нахал! – на Нейтроне проскакал. Лучше б, Саша, не в седле – да-а эх! – а на атомном "жигуле"!" Не оставалось ничего другого, как только подняться в полный рост и раскланиваться под оглушительные аплодисменты.– Видишь, как ты всех задел за живое? – толкнул меня в бок Пересветов. – Не горюй, будет продолжение. Что-нибудь придумаем!Нет, не верилось мне в продолжение. Может быть, попробовать еще пробиться в какую-нибудь академическую "контору", занятую проблемами УТС? Но кому я нужен за пределами родного НИИ – без степени и звания, и даже без каких-нибудь прав на собственное изобретение и открытие!В конце ночи я вместе с теми, кто не жаждал больше ни вина, ни танцев с женским персоналом базы отдыха, переместился в "каминную". Ее специально выстроили на самом берегу этим летом, чтобы отвадить любителей ночных костров, которые могли, того и гляди устроить пожар в ближайших торфяниках. Это была крытая площадка с камином, который мог заправляться чурками и горел до утра. От камина шел сухой жар, побеждавший влажное дыхание большого озера. Сидели перед огнем на бревнах молча. И вроде бы не холод и влага время от времени приходили из черной темноты за несуществующими стенами "каминной", а дышала в спины сама судьба, напоминая "семинаристам", что вот и еще один год минул, хоть и ненапрасный и даже успешный, но приближающий к тем неумолимым временам, когда уже не захочется ни творить, ни веселиться, ни любить... Незаметно стала сереть тьма за пределами освещенного пространства, и четко вдруг проступили прибрежные березы и гладкая вода у кромки песчаного берега, накрытая дальше плотным туманом.
Не ложась спать, мы с Пересветовым обулись в резиновые сапоги и двинули в лес. Часа за три оба накидали в сумки по полсотни отборных боровиков. Вернулись к базе и неспешно шли по песчаной дорожке в березняке. Светило и грело солнце. Нас догнал Бердышев.
– Мужики, – сказал он, – Через полчаса моя машина стартует вСинявино. Быстро собирайтесь. Вы мне нужны. Есть мысли, обсудим впути.
Он быстро двинулся напрямик через рощу, высокий и размашистый, в синей куртке и бело-синих кроссовках 46-го размера. Пересветов сказал с напускным весельем:
– Сашка, держись! Кажется, нас ждет "прохождение порога"...
В машине я оказался на заднем сиденье между Пересветовым и тучным директором базы отдыха, привалившегося ко мне с правого боку, как мешок с овсом. Бердышев сидел рядом с шофером. На под-сыпной дороге "Волга" двигалась неспешно, объезжая рытвины промоины.
– Ничего, – сказал Бердышев, – весной мы заложим эту дорог бетонными плитами. Гравийная подстилка, похоже, прижилась уже здесь, улежалась. Сделаем еще подсыпочку, выровняем и уложим плиты. Сто лет прослужит дорога, пока будет благоденствовать наша баз отдыха "Лешачье озеро". Как думаешь, Семен Васильевич?
– Я вот думаю, Владислав Петрович, где нам сауну поставить.
– А что тут раздумывать? Рядом с озером на краю пляжа ей место. Зимой на полозьях притащим сюда землесосный снаряд. В то месте углубим дно, чтобы шею люди не сворачивали. Как хорошо: по парился – и ныряй! А болотце ржавое слева песочком замоем, такой пляж для детишек получится – Евпатория! – Бердышев хохотнул, до вольный, обнажая в улыбке белые крупные зубы.
Я почувствовал прилив нежданной симпатии к этому азартному во всем человеку, подходящему с одинаковым горением своей страсти и к дороге на Лешачье озеро, и к экономике своих заводов и к судьбе тематики своего НИИ... Какая мощная у него, многоголосая какая, доминанта! Фуга какая-то, а не человек. Надо все это Жене рассказать...Машина уже стремительно неслась по ровному шоссе, хлопая взвихренным воздушным потоком об такие же вихри встречных машин. Я поднял взгляд и увидел близко перед собой глаза Бердышева. Он перевел взгляд на Пересветова и засмеялся, качнув головой:
– Растравили вы мне душу, черти! Гоню, гоню от себя всю эту ересь, а вот бередит душу этот ваш атомный "жигуль"! Разумеется, за этим видится танк и самолет и так далее и тому подобное. Грезится мне этот ваш термоядерный циркотрон на чистом водородно-литиевом топливе без нейтронов и рентгена. Ведь прав же Леонард Гаврилович, мужики! Если не мы, то кто еще сумеет такое сотворить? Академия еще лет двадцать пять станет физику процессов ощупывать.
Бердышев смолк, видимо устыдившись несвойственной ему "лирики", потому что в следующий миг глянул мне в глаза уже по-бердышевски жестко и испытующе.
– А что, Александр Николаевич, если взять задачку по верхнему пределу: перепрыгнуть через все эти "нейтронные дерби", не зря же вас вчера в частушке обсмеяли, а заняться сразу чистой реакцией?
Вот оно, Алешка, "прохождение порога"!.. Словно бы на самом деле громадный камень в речном русле, охваченный белым полукольцом взвихренной воды, мчался навстречу плоту, и нужно было в считанные секунды Принять решение, куда отгребаться – влево или вправо. Я быстро взглянул на Пересветова и увидел в его глазах азартный блеск и, будто бы в грохоте наплывающего на нас порога, прочел беззвучное и единственно верное, совпадающее с моим, решение: "Берись, Сашка, не раздумывай!.." Я сглотнул от волнения и ответил плохо повинующимся голосом:
– Я бы взялся за такую работу, Владислав Петрович!
– Ну да! – невиданно рассердился Бердышев. – А годика через два, спустив в канализацию миллиончик-другой народных рубликов, положил бы на стол Госкомиссии дырки от бубликов! Прошу простить мне эту невольную рифму. Я же помню ваши графики, Величко! Нужно для этой вашей чистой реакции уплотнение единиц двести, а у вас сейчас – полтора десятка. Негусто!– Будет и гуще, Владислав Петрович! – сказал Пересветов. – Мы же только начали работу в этом направлении, установка пока еще не оптимальна. Конечно, за выход на брейкивен на первом этапе мы пока не возьмемся, но...