Решающий эксперимент пришелся на конец июня. Увы! Джинн заупрямился и не захотел вылезать ни под каким видом. Наращивание мощности СВЧ накачки привело лишь к некоторому росту высвобождаемой энергии. Но не эффективности. На "кредит" 50 киловатт был получен "дебет" только 150 ватт, то есть эффективность оказалась ниже, чем у "Дирижабля"... Воспринималось это как откровенный провал, не больше и не меньше. И означало, что "все наше понимание", вложенное в макет, есть просто новая ступень невежества... На "поминки" макета, уже переименованного Серегиным в "Диабет", грозовой тучей явился Стаднюк. Выслушав мое сообщение о результатах, он сказал:
– Ну, что я тебе говорил? Далеко со своими методами работы ты не уедешь! Нужно разворачивать самый широкий и хорошо продуманный фронт исследований. Сколько я еще должен тебе это твердить?
"Стая" сидела полукругом около верстака, на котором, опутанный проводами и шлангами, стоял "Дебет", производивший теперь неотразимое впечатление безвременно умершей головы профессора Доуэля. Все мрачно молчали. Перед самым приходом Стаднюка мы уже успели обсудить ситуацию и приняли решение "на луну не выть", а планомерно и пристально изучать все, что происходит в этом злосчастном "диабете". На год работы хватит. Потому грозный приказ Стаднюка был принят с достоинством и пониманием. Исследовать, так исследовать, начальник, "бу... сделано"!
– Ты, кажется, собираешься в отпуск? – совсем уж участливо спросил меня Стаднюк.
В воздухе запахло "шахматной комбинацией". Тут же я сообразил, что скажет Стаднюк на мой утвердительный ответ. Последует ход: "На время отпуска передашь дела своей лаборатории Аскольду Васильевичу". Мой ход: "Но у меня официальный зам Латников". Стаднюк с ухмылочкой и высоко поднятой верхней бровью посмотрит на Латникова и выиграет "партию" неотразимым ходом: "Пусть Гера еще немножко молоко на губах обсушит при таком состоянии дел в лаборатории на важнейшей, к тому же, теме!" Молодые волки прекрасно оценили ситуацию и ждали ответа своего вожака. Нет, Акела не имел права "промахнуться"! Оставался у меня единственно верный ход и я его сделал:– Я не пойду в отпуск, Георгий Иванович! При такой ситуации...
– Вот это ты напрасно, Сашка! – откровенно разозлился Стаднюк. – Второе лето без отпуска, знаешь ли...
Я промолчал, и это оказался еще один очень сильный ход – этакое молчаливое: "Да пошел ты!.."
– Ну, как знаешь, – засветился прежним доброжелательством Стаднюк. – Будем надеяться, что твоя "жертва" не окажется напрасной.
Кто бы и подумал, что сейчас Серый Волк чуть-чуть не сожрал Красную Шапочку!.. Вечером я все это рассказал Жене. Она потемнела лицом, но поняла святую неизбежность именно такого решения и согласилась ехать с детьми в Гагры одна.
– Дай мне только одну страшную клятву, Саша, – сказала она. -Не готовить к нашему приезду никаких сюрпризов, лишающих тебя сил.
– Сделаю ногу нашему "арабскому скакуну".
– Ногу можно, – грустно согласилась Женя. – Ты ведь ее не сам будешь вытачивать, правда? А еще, Санечка, в выходные дня выбирайся в лес. Не пропусти чернику, она скоро пойдет. Во время сбора можно ведь и продумывать свои проблемы, а?
Лето выдалось таким дождливым, что в лес я выбрался лишь однажды в субботу. Но небо вскоре затянуло и начался дождик. Я быстро промок, никакой черники не нашел и ничегошеньки не придумал путного. Вернувшись домой, я впервые за лето досыта выспался под шум разошедшегося дождя за открытым окном...Я допоздна засиживался на работе. "Стая" тащила на мой стол огромный экспериментальный материал, снятый на "диабете". Эти опытные данные поражали воображение и подавляли волю своим изобилием, бессвязностью и непроясненностью. Я понимал пока только одно: за деревьями стало не видно леса. Какие-то эффекты, еще не встречавшиеся ранее, похоже, маскировали главное. Поди тут еще разберись, что главное и что побочное. Истина скрывалась где-то под этим бесчисленными графиками и таблицами, как буддийский храм, поглощенный джунглями.И, как всегда, наваливался панический страх: не оставила ли меня способность входить во внутренний мир явления, не исчезло ли умение вживаться в задачу, становясь чуть ли не участником событий, длящихся миллионные и миллиардные доли секунды?.. Во всяком случае, я никак не мог себя на это настроить, как ни бился, и день за днем испытывал непроходящее раздражение, находя от него спасение только в самой рутинной работе – в статистической обработке экспериментальных данных или в расчетах каких-либо частностей. И все ждалось: вот наступит обновление души, переход к проясненному взволнованному состоянию, когда все получается как бы само собой. Как это было года полтора назад в лучшую пору "Дирижабля"... Ждалось, но не приходило. Только однажды я испытал долгожданную легкость и окрыленность. Когда вечером после работы принялся вытачивать в нашей мехмастерской на токарном станке ногу для "арабского скакуна". Любуясь тем, как вьется хрупкая буковая стружка, как из бывшего прямоугольного бруска рождается фигурная балясинка, я испытывал настоящее отвращение к только что оставленному на столе в лаборатории вороху таблиц и графиков. Боже мой, да заниматься бы мне весь свой век вот такой чудесной столярной работой, и не надо бы ничего другого! Я отлично понимал, что не прав, что не удовлетворила бы меня всерьез никакая столярная деятельность, но...В тот же вечер уже дома, когда полировал и покрывал лаком свое деревянное издельице, я вдруг поставил себе диагноз. Дело не в одних лишь технических трудностях. Говоря языком незабвенного Ф.В. Захо-дякина, меня занесло в область "нравственных похождений"!.. Задачу с большой буквы нужно решать, имея просветленную совесть. Тогда только и открывается тебе истина, когда сам ты живешь правдой души – отважно, щедро, порой даже трагично. А что такое, по сути дела, твой отказ от отпуска? Поза, да и только!.. Я стал думать, что Стад-нюк абсолютно прав, когда требует расширения фронта работ. Я даже стал прикидывать, как можно было бы поделить с Аскольдом сферы исследовательской программы и успешно сотрудничать, не пересекаясь и не жмотничая, как это происходит сейчас. Но тут же вспомнилось, как Стаднюк повел себя с Пересветовым, и я разозлился на себя за прекраснодушие: "Ведь и ахнуть не успеешь, Стаднюк отпихнет тебя, изобразив на лице самую искреннюю заботу о пользе дела!.."Женя и дочери вернулись в середине августа. Еще на вокзале Женя успела уловить симптомы переживаемой мною душевной драмы. Она спросила:– Что, снова "сажа бела"?Я сдвинул плечами и виновато улыбнулся в ответ, втайне надеясь, что теперь, с Женей, сама вернется желанная ясность и цельность. И стал ждать задушевного разговора... Она же в первые после возвращения дни вся была замкнута на Машу и Дашу. По особой, тщательно скрываемой от меня, суете всех троих, по частым постирушкам дочерей при запертой изнутри двери ванной я с большой грустью понял: мои милые малышки перестали быть девочками и вступили в сложную во всех отношениях начальную пору девичества. Так что им очень была нужна сейчас их умная, чуткая и терпеливая мама!..Я еще и еще предпринимал попытки чисто логически осмыслить всю необъятность проблемы, поставленной перед нами "диабетом". Потом с помощью Дмитриева удалось одолжить на пару недель совершенно замечательный английский осциллограф – сверхскоростной, многоканальный и запоминающий. С его помощью открылось, что явления в циркотроне "Дебет" носят нестационарный характер, чего не бывало раньше – на "Дебюте" и "Дирижабле". Первые вспышки реакции УТС очень энергичны и, похоже, имеют исключительно высокую эффективность. Далее эффективность вспышек быстро снижается. Примерно за 100 наносекунд реакция сходит на нет, и термоядерная "печка" полностью гаснет, чтобы через 200-300 наносекунд снова ярко вспыхнуть. Далее этот цикл повторяется... Я по-прежнему не мог объяснить, что происходит в циркотроне. Но, по крайней мере, природа безумной сложности интегральных характеристик стала понятной.Однажды за вечерним чаем я, наконец, рассказал Жене обо всех своих затруднениях и муках. Стараясь рассказывать как можно доходчивее, я с помощью хитроумных сравнений и аналогий пытался нарисовать обстоятельства, не очень-то понятные и мне самому. Женя вскоре потеряла ориентировку в этих моих "джунглях, поглотивших буддийский храм" и уж совершенно не могла принять в толк, как из всего этого вытекают еще и мои нравственные мучения... И отшутилась экспромтом:– "О, снова ты коптящей лампой то светишь, то теряешь свет. Талант жены б жене таланта! – твержу себе я столько лет. Пошли мне, Бог, хотя бы дар с его души снимать нагар!" Правда, похоже?.. Как же я могу тебе помочь, мой миленький? Ты у меня уже большой и совсем взрослый мальчик, выберешься сам, как это уже не раз бывало. А "нагар" я могу снимать одним доступным мне способом...Женя обняла меня и поцеловала.В середине сентября Женя спросила: