– Что же. Озерного семинара у вас в этом году не будет?– Был уже. Просто я отказался от участия, – виновато улыбнулся я ей. – Докладывать пока нечего, Женя. Вот дожил!– Ну-у, Сашка! – разочарованно протянула Женя. – Я-то думала, хоть семинар даст тебе недельку отдыха. Весь извелся, даже глаза ввалились. Слушай, а не махнуть ли нам с тобой в Тверскую губернию за клюквой? После сладостных кавказских магнолий хочется чего-то Нашего – хвойного да березового.
Я не очень-то поверил в реальность этой затеи. Но Женя уже вела подготовку. Сделала перестановки в собственном расписании чтобы освободить два дня, попросила Надежду побыть у нас с девчонками. Подготовила все запасы и одежду... В последние минуты перед отъездом Женя приподняла мой рюкзак. С этого все и началось.
– Ого! Слишком тяжелый, Санечка, – сказала она. – Тебе же придется нести еще и килограммов двадцать клюквы на обратном пути. Оставь дома палатку, надувные матрасы и этот тяжелый топор. Все это без надобности. Ночевать будем в деревне на сеновале.
Взамен палатки я сунул в рюкзак большущий лоскут полиэтиленовой пленки, но расстаться с топором упрямо отказался. Сердясь на Женю, и подозревать бы не смог, что именно "изъятие" палатки приведет меня в конечном итоге к пониманию явлений, происходящих в циркотроне "Дебет".Мы уехали ночным поездом на Осташков, а рано утром уже катили в кабине лесовозного "МАЗа" по разбитой лесной дороге со станции Пено в сторону верхневолжских моховых болот. Леса время от времени расступались, и открывались тускло-оловянные плоскости озер под низким облачным небом. Иной раз через прореху в облачном пологе било вниз прожекторами солнце, и тогда озерная гладь начинала сверкать, а дали окутывались мрачной туманной синевой... Часа через три пути молчаливый шофер остановил машину у ответвления телеграфной линии и показал на столбы деловито шагнувшие от дороги в темный брусничный бор:– По столбам дойдете до ручья и повернете направо, вверх по течению. Выйдете на хороший ягодный мох. А если дальше идти по столбам, будет, хоть и не скоро, деревня Пустошка. Автобус на Пено ловите здесь, на дороге. Он проходит в семь вечера и в девять утра. Учтите, лесовозы в субботу и воскресенье не работают. Больше тут подвезти вас некому."МАЗ" дохнул черноватым облачком дыма и покатил дальше, переваливаясь на ухабах. У Жени горели щеки и блестели глаза, и вообще была она хороша в это утро, повязанная пестрым платочком и со смоляной прядкой на виске. Я взвалил на плечи рюкзак и ощутил шальное опьянение свободой, простором и этим родным пасмурным небом, готовым вот-вот полить и заморосить и, тем не менее, таким прекрасным. Мы часа два добирались до предсказанного шофером ручья. Низко летящие над лесом облачные космы иногда расходились, и за ними в высоком небе обнаруживался второй слой облаков, перистых и очень белых, будто неведомый маляр, пробуя кисть, мазнул небрежно тут и там белым по синему. И вот засветились впереди в лесу просветы, и мы вышли на край обширного нежнозеленого пространства. Редко и обречено стояли среди моховых кочек чахлые ели и сосенки, увешанные голубыми космами лишайников. Дурманно благоухал багульник, возвращая сердцу на диво живые воспоминания о Карской тундре... Первая же обследованная кочка оказалась будто бы кровью обрызгана. Крупная и крепкая, еще белобокая, но с темновишневой спинкой, клюква. Только собирай!Как ни обильна бывает ягода, сбор не такое уж скорое дело. Тысячи и тысячи клюквин должны пройти через ваши руки в котелок, а затем в ведро, синеющее поодаль. Всякий раз удивляешься, как мало прибыло в ведре с одного принесенного тобой котелка... Мы ходили по болоту кругами, и в те редкие разы, когда оказывались у синего ведра одновременно, коротко припадали к друг другу и снова расходились в разные стороны. Часа через три я обнаружил, что ни единого разика еще и не вспомнил на этом болоте о своей необъятной и мучительной задаче. Какая-то пустота и тревога сменили утреннюю эйфорию. Поднимая взгляд на Женину фигурку в ладно пригнанной, карской еще, штормовке, удавалось эту тревогу унять, но стоило только углубиться в сбор, как бездумная тревога снова охватывала душу. Ведро наше наполнилось только к вечеру, когда в облачных разрывах над верхушками леса багрово засветился закат. Женя сказала смущенно:
– Не пойдем мы в деревню, Саня, давай у костра заночуем. Где еееще искать эту деревню, на ночь глядя?– Ладно, – согласился я. – Нет дождя, и на том спасибо. Давно я мечтал устроить ночевку по-таежному, да все нужды не было!
Мы вернулись в свой лагерь на сухом мысу под соснами. Долго палили жаркий большой костер. Пока он прогорал, я нарубил огромную копну елового лапника. Когда присмирел в наступившей темноте костер, я отгреб потухающие угли далеко в сторону, подмел березовым веником прогретое костром место и разложил на нем лапник ровным толстым слоем... Накрылись единственным взятым с собою одеялом. Лежали лицами к небу, тесно друг к другу прижавшись. Великая тишина и тайна окружала нас в темноте. Изредка проходил по черным кронам ветер, да вдруг появились в невидимом облачном разрыве звезды, как напоминание о, давних уже, подмосковных ночах, повенчавших нас с Женей. Нежный и смолистый дух вместе с теплом исходил снизу сквозь лапник до самого утра.Ночью я несколько раз просыпался и испытывал прилив тревожного счастья, и крепче прижимал к себе Женечку, страшась, что стащит ее леший, угрюмо подсматривавший за нами из черных кустов...Мы заспались на свежем воздухе и на сбор вышли довольно поздно, так что к трем часам дня второе ведро у нас еще на четверть было неполным. Тут бы нам собраться да и двинуться обратно к лесовозной дороге, не торопясь. Но Женя взмолилась:
– Санька, здесь так хорошо! И времени еще – вагон, как говорят мои восьмиклассники. Доберем ведро, ладно?