– При рокировке меняются местами две фигуры, Георгий Иванович, вам ли того не знать! – отпарировала Женя. Лицо ее испугало меня вдруг наступившей бледностью. – А историю можно досказать и на другой свадьбе и вовсе не мне, я не обижусь.
По лицу Стаднюка пошли пятна. Но он засмеялся и восхищенно качнул головой... И тут же, как ни в чем не бывало, сказал мне:
– Слушай, дорогой мой, совсем я забыл тебе сказать. Завтра у нас будут командированные из Новосибирска. Продумай, что мы запишем в договор о содружестве с академическим институтом.
– Уже продумал и черновик набросал, – ответил я и принялся рассказывать шефу, что именно следует, по моему мнению, поручить сибирякам. Скосив глаза, Стаднюк рассматривал Женю, оживленно говорившую о чем-то с Галиной Владимировной.
– Счастливчик ты, Сашка! – тихонько сказал он мне с восхищением. – Такая женщина! На твоем месте я бы уже давно был и доктором наук и лауреатом и Герсоцем. На руках бы ее носил и пылинки сдувал как с драгоценности...– Ну, уж меньше всего ей нужно, чтобы я становился Герсоцем, рассмеялся я. – Только я вам доложу, Георгий Иванович, что говорить с кем бы то ни было, о своей жене не в моих правилах. Вернемся лучше к новосибирцам.
И тут в глазах Стаднюка коротко сверкнуло такое!.. И он довольно зло сказал мне непонятные слова:
– А ты не прост, счастливчик, ты не так прост, как я наивно думал. Ты, оказывается, ведешь крупную игру через голову своего начальника прямо с Генеральным директором? Понятно же. почему ты так уверенно дерзил мне эти шесть лет! Ладно, посмотрим еще, чья возьмет.
Откуда же мне было знать, что после отъезда министра между Генеральным директором и начальником Проблемного отдела вышел крупный разговор. Стаднюк предложил на должность начальника отдела УТС во вновь образуемом научно-исследовательском комплексе кандидатуру Селезнева Аскольда Васильевича, кандидата технических наук, имеющего к тому же опыт работы в этой должности. Бердышев жестко сказал: "Величко и никто другой!"
Это все я узнаю нескоро. Видит Бог, не вел я никакой игры через голову начальника отдела.Я немного опешил после выпада Стаднюка. Но тут снова погас свет, и побежали по стенам зайчики, и объявили белый танец. Женя пригласила меня. В медленном блюзе я обнял эти родные, такие прямые, плечи, словно защищая от чужих жадных лап. Женя рассмеялась, поняв мой жест, и близко смотрела в лицо, чуть запрокинув голову.
– Вот так и танцуй теперь со мною до конца свадьбы Латниковых каждый танец. Ладно? С меня достаточно этого знакомства на сегодня. Как он кладет руку на талию... бр-р-р! – Ее передернуло от воспоминания. – Это очень плохой человек, Саня. По твоим рассказам он мне казался лучше. Нужно придумать, как держать его подальше от твоих дел. Ты же что угодно можешь изобрести, если постараешься, придумай что-нибудь.– Что-то ты очень бледная, Женя. Устала? Полночь уже. Давай попрощаемся потихоньку с молодоженами. И слиняем.– Нет, нет. Потанцуем еще. Не часто теперь приходится нам с тобою танцевать. Поцелуй меня незаметно, когда окажемся за колонной... Я тебя очень люблю сегодня. И все вспоминается наша с тобой свадьба. Как сбежали с собственной свадьбы, помнишь?
...По дороге домой мы все еще вспоминали свою свадьбу. Хрустел под ногами мартовский лед, и тихо сыпался под звездным небом мелкий сухой снежок, выжатый из воздуха ночным крепнущим морозцем.
– Гера с Валей – красивая пара! – сказал я, испытывая гордость за лучшего молодого волка своей "стаи".– Чудесная, – согласилась Женя. – А месяцев через пять ваш Гера уже станет папой. Заметно... А ведь под фатой невестонька! А я стыдилась фату надевать, как только меня не уговаривала Надежда. Как же, двадцать шестой год – и все девушка. Стыдище, правда?.. Скажи, Саша, только честно, ты мог бы полюбить другую, не меня, ну... земной что ли, любовью?– Что еще за глупости, Женька?.. Вот мы сейчас идем с тобою поздно по спящему нашему городу. Мы – двое. Вдумайся только, какое это чудо... Двое со своей тайной, как полюса магнита с их магнитным полем, которого не может быть у одиночного магнитного полюса. Нас связывает, бесконечное уже, множество чудесных силовых линий... Вот без этого "магнитного поля" не получится у меня никакой земной любви.– Никогда-никогда? Даже если я исчезну?
– Перестань, Женька, прошу.
Так мы и шли. д в о е, по мартовскому задиристому морозу, пробиравшемуся к Жениным коленям в тонких колготках и коченив-шему мои ноги в легких полуботинках. И так заманчиво было нам добраться поскорее домой и нырнуть в тепло и ласку супружеской своей постели. И так радостно велика и горяча еще виделась нам впереди жизнь. Еще и до серебряной свадьбы добрый десяток лет, не говоря уже о золотой... Почему же невнятная тревога, подобно настойчивому тому морозцу, пробиралась к сердцу?Лифт уже не работал. Мы стали подниматься по глухой полутемной лестнице. На пятом этаже Женю качнуло, она оперлась о перила и тяжело дышала с закрытыми глазами.
– Жень, что с тобой? – всполошился я.
– "Надо меньше пить!" – засмеялась сквозь одышку Женя, цитируя любимый фильм.
– Ты и одного бокала не осилила, я обратил внимание. Такое, как сейчас, уже бывало с тобой?
– Да. На прошлой неделе в школе... Не смогла... привычно взбежать... на третий этаж. Уже проходит. Не пугайся, Санечка, переможем.
Я поднял Женю на руки и понес по лестнице до квартиры. Она обняла меня и горячо шептала в ухо: "Какой ты, оказывается, сильный у меня! И вообще мужчина что надо. Вот теперь я и нарекаю тебя своим капитаном. Навсегда!"
Глава 12.
– Как же мне не хочется уходить от вас, милые мои! – вздохнула Женя.
Маша и Даша льнули к ее рукам, по-кошачьи терлись щеками о плечи. За последнее лето они уже почти сравнялись ростом с мамочкой. Она обняла их головы и поцеловала затылки. Решительно взялась за ручку двери и смежила веки:
– Идем, Санечка, не то я опоздаю на последние процедуры. Руки и попка прямо-таки горят от этих бесчисленных уколов.
Мы спустились в лифте, обогнули дом и увидели большую и очень яркую луну в небе темного бутылочного стекла. Редкостное для Подмосковья тепло держалось всю первую неделю сентября. Две недели назад мы, все четверо, вернулись из Коктебеля. Все лето не было никаких тревог. Женя даже кое-какую гимнастику делала рано по утрам на холме Тепсень. И вот надо же – перед самой школой угодила в больницу с этой самой одышкой, так напугавшей в марте. Шли медленно, Женя взяла меня под руку. Спросила:
– Когда ты уезжаешь?– Послезавтра. Сейчас вот тебя провожу и засяду за доклад. Он у меня в общем-то весь в голове, текст я обычно не пишу. Главное – как следует продумать плакаты. Завтра их еще надо и нарисовать!– Хорошие хлопоты, я тебе немножко завидую, как всегда. О доме не беспокойся. Надежда присмотрит. Позвони ей завтра с работы.– Может быть, девчонки одни побудут?
– Жалко их, Санечка. Совсем еще детеныши, хоть и акселератки. Как называется твой доклад?
– "Итоги и перспективы исследований УТС в водородно-литиевой плазме на основе эффектов схлопывания". Бердышев потребовал дать научно обоснованный прогноз выхода на брейкивен.
– Замечательно. Задачка как раз для будущего начальника отдела – организатора науки. Верно? А по теме "Дебет" будет доклад?– Успехи "Дебета" скромные. Но есть кое-чего сказать нашему семинару интересненького. Латников докладывает о тончайших исследованиях динамики сгорания водородно-литиевого топлива. В соавторстве с Серегиным, Бубновым и Величко, разумеется. Селезнев – о моделировании на ЭВМ процессов в циркотроне.– Когда же тебя утвердят, наконец, в новой должности, Саня?– Думаю, сразу после Озерного семинара. Бердышев любит проводить реорганизации после "совета с Народом"... Но что-то зреет в "коридорах власти" непредсказуемое. Каждый день Стаднюк и Пере-светов ходят в кабинет к Бердышеву, и оба возвращаются отменно хмурые. Похоже, что Алешка не соглашается на Стаднюковы расклады. Молодчина! Иногда он умеет постоять за себя и показать зубы, если допекут до предела.
Мы подошли к больничной ограде и по очереди протиснулись через овальное отверстие между прутьями, раздвинутыми каким-то силачом. Окна кардиологии на третьем этаже светились приглушенно. Женя показала на скамейку, смутно белевшую в темноте.
– Сижу вот здесь по утрам под яблоней. Похоже, в школу я нескоро вернусь, вот и думаю теперь о своей книге освобождено. Знаешь, на этой одичалой яблоне столько плодов – мелких, кислых, несчастных, никому не нужных. И просится у меня название для этой книги -"Дикие яблоки", потому что все мы, поколение послесталинское, похожи на эти яблочки. Уже начала у меня складываться первая глава. Она о том, как важно в детстве научиться читать книги.
Дверь черного хода была открыта. Мы вошли. На лестнице было совершенно темно. Женя прошептала: