– Да, сразу же после родов – поясничные боли. Все последующие годы мы уходили от этих болей тем, что летом "прогревали косточки", по возможности – у Черного моря.
– Хорошо, что вы уберегли ее от повторной атаки ревматизма, сейчас явных признаков его нет. По крайней мере, я не могу его обнаружить доступными мне методами.
Сергей Юрьевич, скажите прямо, что нас ждет. Будет хуже и хуже?
Да, если не принять самых решительных мер. Видите ли, болезнь вышла из стадии компенсации. Значительного застоя крови в легочной вене пока незаметно. Однако же, одышка – его передовой гонец. Сейчас мы приостановим развитие декомпенсации терапией. Выпишем ее, когда справимся с одышкой. Но на какой срок левое предсердие откроет новый кредит, никто вам не скажет. В любой момент все может снова пойти в разнос. Мой вам совет – решайтесь на операцию и как можно скорее.
– Это та операция, которую делает в Киеве профессор Амосов? -спросил я растерянно. – Но ведь к нему не попасть, Сергей Юрьевич, люди стоят в очереди годами.
– Зачем ездить так далеко? Комиссуротомию клапана и на Пироговке делают успешно. К ним, правда, тоже непросто попасть. Но необходимо, Александр Николаевич, нет у нас с вами другого выхода.
Мне вдруг увиделась Женя на операционном столе. И словно бы по моему сердцу в этот миг прошлось холодное блестящее лезвие скальпеля. Почувствовал, как омертвела обескровленная кожа моего лица. Судорожно вздохнул, пытаясь усилием воли прогнать весь этот ужас... -
– Мужайтесь, Александр Николаевич, мужайтесь. Такова реальность.
– Сергей Николаевич, а риск операции... Он очень велик?
– Что вам сказать? Любой порок сердца – не подарок. Но митральный стеноз – зверь особенный. Не скажу о вашем случае, для этого нужна более строгая диагностика, но бывает, что риск от операции много меньше, чем от прогрессирования стеноза. Без операции – гибель верная и в муках. Тахикардия и одышка даже в покое, жуткие грудные боли, кровохарканье. Поверьте мне, операция может решить дело кардинально. Доживете вместе до золотой свадьбы!
Демонстрационные плакаты были расцвечены гуашью. Диаграммы, графики, таблицы – все в цвете, прямо райские кущи какие-то. вновь стоял перед знакомой, почти неизменной год от года, аудиторией и не волновался. Это был уже пятый мой Озерный семинар, и на каждом был у меня неизменный "фураж"... Но никогда еще за эти годы предмет доклада не был так объемно виден моему внутреннему взору. То, что называлось "динамикой УТС в водородно-литиевой плазме на основе эффектов схлопывания", жило, мерцало и двигалось в моем воображении сотнями сложнейших зависимостей и связей. Нельзя было что-либо тронуть без того, чтобы вся картина не откликнулась так или иначе на это изменение. И я сам словно бы находился в центре этого мира, края которого терялись где-то за пределами проясненного, понятого и прочувствованного. Как раз туда, за пределы "обжитой ойкумены", и намеривался я заглянуть в прогнозной части своего доклада. Но прежде надо было дать аудитории представление о "возделанной" части наших владений... Жалел, что не имеется никаких средств и возможностей передать слушателям ту красоту, что видится моему внутреннему зрению...
Старался говорить просто, не прибегая к метафорам и сравнениям, которые и меня самого порой уводят от сути. Только характеристики самых основных взаимозависимостей, только опорные цифры количественных оценок и логика, хотя бы и схематичная, логика внутренней жизни сумасшедше сложных явлений в схлопывающейся плазме... Бердышев, сидя на своем стуле совсем рядом, слушал напряженно и собрано. Он сам потребовал от меня именно такого доклада. Нужно ведь было выполнять личное указание министра о разворачивании программы работ с тем, чтобы поскорее выйти на брейкивен и на промышленный термояд!.. В прогнозной части я ставил одни только вопросы. Непонятно то, непонятно это. Прежде всего, нужно понять и прочувствовать этот самый "реактивный уип-эффект", который чувствуется за всеми этими непонятностями. Вот здесь можно прощупать физику явлений с помощью ЭВМ, не прибегая к сложному экспериментированию. А вот здесь простые эксперименты не помогут – необходимо проведение планируемого эксперимента по методу Монте-Карло, поскольку явления носят не только неустойчивый, но и откровенно статистический характер. Вот когда мы выполним весь очерченный в данном докладе объем исследований, может быть, нам и станет яснее в какой стороне искать брейкивен.
– Все? – спросил Бердышев, не скрывая недоумения. – А где же прогноз, Александр Николаевич? Где научно обоснованный прогноз? В каком году от рождества Христова мы дадим стране промышленные источники энергии УТС?
– Как я уже доложил, мы не видим физических ограничений для достижения брейкивена, это самое главное – рано или поздно мы до него дойдем, Владислав Петрович. Как в свое время пришли к периодическому уип-эффекту и циркотрону. Как справились с преждевременным разогревом лития протонами. Как научились выводить ядра гелия из зоны реакции. Точно так же мы вскоре обуздаем и "реактивный уип-эффект"! Мне представляется, что естественное развитие научного поиска, а не запланированная штурмовщина, должно остаться стилем нашей дальнейшей работы... Это неизбежность, Владислав Петрович, поверьте мне!
– Вы мне эту философию бросьте, Величко! – рассердился Берды-шев. – Вы будущий начальник отдела. Странно слышать, что вы собираетесь править телегой, отпустив вожжи!
Я увидел, как по лицу Стаднюка, сидевшего за ближайшим столом, пронеслось какое-то сияние, вроде полярного, что ли. Гера Латников, единственный представитель "стаи" на Озерном семинаре, смотрел на Акелу с тревогой. Я улыбнулся ему и подмигнул.
– Владислав Петрович, – сказал я достаточно настойчиво, – как будущий начальник отдела, я вот и прикидываю сейчас, как организовать работу, чтобы исследования были не стихийными, но в то же время и не зажатыми в тиски, открытыми на поиск и творчество.
– Ладно, Величко, поговорим об этом после семинара! – Сказал Бердышев. – Анархии все равно не будет! У кого есть вопросы к докладчику?
Вопросов оказалось только два.
– Публиковались ли где-нибудь доложенные здесь материалы?
– Да, но только в закрытых сборниках нашего НИИ. К сожалению постоянная нехватка времени и секретность материала не позволили пока выйти в центральные издания. Но ведь авторитет нашего сборника высок! У тех, разумеется, кому он доступен.
– А почему ты думаешь, Саша, что именно на вашей ветке дерев УТС созреет золотое яблочко, завещанное Арцимовичем? – спросил Царев.
– Не видишь что ли, Станислав, эта же ветка на рисунке зеленее других. Али ты не садовод? – пробасил Леонард Гаврилович Красилов.
Конечно же, грянул хохот. Я стоял в эти мгновения с внезапной болью, залившей изнутри горячей волной всю грудь. Но не этот вполне дружелюбный смех аудитории был тому причиной. Напоминание золотом яблоке вызвало в моей памяти позавчерашний сон и Женин слова: "Ну вот. А ты еще сомневался!.." Моя беда, от которой я отвлекся на какие-то полчаса доклада, снова ворвалась в душу, как порыв ледяного ветра, распахивающий окно под звон сыплющегося стекла... Садясь на свое место, я вдруг подумал: "А что если попробовать через профессора Ивашечкина, если он еще жив-здоров? Он ведь работал тогда на Пироговке!"
Вечером того же дня, с позволения Бердышева, разумеется, я уехал с Лешачьего озера в кабине автофургона, доставившего на баз, отдыха продукты.
Профессор Ивашечкин пребывал в добром здравии. Он выслушал по телефону мотивы моей просьбы о встрече и сказал:
– Постараюсь сделать для вас и Евгении Максимовны все, что будет в моих силах. Давайте встретимся через три часа в сквере на Пироговке у бюста Семашко.
Было еще по-прежнему тепло, хотя с утра небо заволокло и временами покрапывал дождик. Молодцеватый, вроде бы и не изменившийся за восемь лет, старик Ивашечкин в светлом элегантном костюме подошел и подал мне крепкую ладонь.
– Как там "Рениш"? – спросил он. – Получается у вашей пианистки?
– Получается. В следующем году, после восьмого класса, хотим попытать счастья в Гнесинском училище.
– О, туда не просто попасть!
"Да что же он о главном-то молчит? – загоревал я про себя – На медленном огне сжигает". Словно догадавшись об этих моих мыслях, Борис Семенович быстро взглянул мне в лицо и сказал:
– Я брал три часа, чтобы встретиться и поговорить со своим коллегой – специалистом по митральному стенозу и комиссуротомии клапана. Он согласился помочь. Однако же, в наше время никак невозможно без "блата". Так вот... – Борис Семенович рассмеялся. – Что это вы так покраснели, ей-богу? Не смущайтесь, речь всего лишь об электронике. Игорю Владимировичу нужен электронный стимулятор. Вот его схема. Последнее слово американской медицинской техники. Никак не удается купить. Посмотрите.