В сентябре шестиклассник, освободившийся от своей пастушьей повинности, я был послан однажды бабушкой в сельпо за селедкой. И там на полке рядом с брусками черного мыла среди других книжек различил обложку с ярким рисунком молнии, ударившей в заводскую трубу. И.С. Стекольников "Молния и защита от нее" – вижу и сейчас название той брошюры, посулившее близкую разгадку тайны. Я затрепетал от нетерпения и похолодел, что мелочи, оставшейся от селедки, не хватит для покупки чудесной книжки. Хватило! И недальнего пути до дому хватило, чтобы узнать из первой главы, что еще Фалес Милетский в шестом веке до нашей эры, натирая полой своего шерстяного хитона янтарь, называемый тогда электрон, наблюдал электричество. Узнал я об опытах Гальвани с лягушачьей лапкой. О сподвижнике Ломоносова русском ученом Рихмане, который на беду свою ввел молнию в дом по громоотводу. И о целой плеяде уже наших советских ученых-электриков, которые создали надежную грозозащиту, хранящую от молний промышленные объекты социалистического народного хозяйства.Наибольшее впечатление, впрочем, производила старинная гравюра, на которой несчастный Рихман, запрокинув голову в парике, рушился на пол, сраженный огненным шаром, сошедшим с металлической линейки, привязанной к громоотводу... В дальнейших разделах брошюры, начиная с понятия о силах расталкивания и притяжения зарядов, объяснялся феномен грозового электричества. Так я вошел в волшебный мир. Всю зиму я вдоль и поперек мусолил эти страницы. Вскоре мне их стало маловато. Среди отцовских книг по ботанике и лесоводству был учебник физики для техникумов, там оказался прекрасный раздел "Электричество и магнетизм", ставший мне вполне доступным, благодаря Стекольникову. В ту зиму я прочно усвоил понятия заряда, потенциала, напряженности поля и электрического тока. И первый мой действующий электрический прибор в стекле и металле был создан в ту зиму. Я проткнул гвоздем резиновую пробку большого пузатого пузырька от микстуры, а к нижнему концу гвоздя, что внутри бутылки, примотал нитками две узкие полоски из шоколадной фольги.– Бабушка, хочешь увидеть чудо? – спрашиваю, натирая шерстяным носком, медицинский градусник. Затем прикасаюсь к шляпке гвоздя. Полоски фольги внутри бутылки упруго расходятся, вызывая неподдельное удивление родимой- Сам придумал? – спрашивает она.- Не-а, – отвечаю. – Наверно, Кулон придумал.Бабушка разочарована. Зато в школе мой электроскоп имел бешеный успех, пока не был реквизирован учителем физики в пользу небогатого физического кабинета.А гальванометр сможешь сделать, Сашко? – спросил учитель.- Смогу, – ответил, не сморгнув глазом.Настала весна. Оторвавшись от сооружения гальванометра из деталей старого репродуктора, через открытую дверь сарая наблюдал я первую грозу... И сейчас, на шестом десятке лет, я по-прежнему не могу себе отказать в таком же вот созерцании грозы. С каким-то неизбывным упоением всякий раз я слежу за развитием небесной драмы. Как заходит от горизонта туча, как полосуют ее вспышки еще далеких и беззвучных молний. Дивное очищение производит в моей душе каждая гроза... А тогда в сарае, любуясь молниями, я испытал неожиданное беспокойство, вроде бы даже разочарование. Выстроенный за зиму в моей голове мир электричества поблек и скукожился перед великолепием реальной грозы...
И уже не питали мою душу сухие описания гроз в научно-популярных книжках, но с особым волнением проглатывал я живые грозовые картины в художественной литературе, и особенно – стихи о грозе. Так что, и любовью к поэзии я обязан молниям.
Кто знает, может быть и обошлось бы, и сошло бы на нет все тогда, в моем отрочестве, развеялось бы и распалось, как многие детские увлечения, не попади мне однажды в руки связанная шпагатом пачка журналов "Успехи физических наук". То было в конце каникул перед девятым классом. С Валькой Майданом мы заглянули в техническую библиотеку рудоуправления, где работала его мама. Эту пачку я увидел в кипе старья, списанного в макулатуру. На обложке верхнего журнала в "Содержании" значилась статья по физике молний. Само название журнала, еще неведомого мне тогда, "Успехи", звучало так, словно это о моих будущих успехах шла там речь. Вырвать эту пачку из моих рук было уже немыслимо... Дома я разобрал ее и убедился в обретении несметных сокровищ и досадовал, что каникулярного времени оставалось каких-нибудь две недели.Та статья, что привлекла мое внимание еще в библиотеке, оказалась обзорной и вполне для меня доступной. Я ее прочитал как стихи. В ней было то, чего почти никогда не бывает в научно-популярных книжках, и уж совсем нет в учебниках – вкус настоящей науки. Она давала ощущение границы между хорошо изученным и совершенно непознанным и возбуждала жадное желание перешагнуть туда, в область непознанного. Может быть, томимый этой жаждой, я принялся читать следующую статью, которая называлась "Теория лидера и стриммера в грозовом разряде". И ничегошеньки не понял! Эта статья была мне не по зубам и быстро остудила пыл юного выскочки, готового раньше времени "сушить мозги". Множество математических уравнений с интегралами мешали чтению, как мелкие и ветвистые кости осложняют поедание леща. Восторг погас и сменился скукой, и я вернулся к заброшенным на время каникулярным радостям – к участию в налетах на сады и баштаны и многочасовому, до посинения, купанию. Ах, какие купания даровала своим отрокам наша Благовещенка! Заброшенные и потому затопленные карьеры. Обрывистые их скальные стены, ласковая мутновато-голубая вода. Бывало, ласточкой летишь с уступа и гвоздем, без всплеска, вонзаешься в воду... Ведь был же я самым нормальным пацаном, и знать не знал, и думать не мог, что зов свыше повторится, и окажется он куда оглушительней, чем даже удар молнии в террикон три года назад.Это настигло меня в серебристый от летящей паутины сентябрьский денек по дороге в школу. Это пришло изнутри из неощущаемых и неосознаваемых глубин. Это было рождение идеи – использование энергии молний. У меня онемели кисти рук, и прохладно вспотело под рубашкой между лопатками от увиденной моментально картины – ночная гроза над атмосферно-электрической станцией, живой непрерывно ветвящийся куст молний, видимый за десятки километров. На первом уроке я сидел ошеломленный и почти подавленный неожиданностью пришедшего ко мне откровения. "Ведь я не собирался ничего изобретать! Откуда же это пришло? И почему до этого еще никто не додумался?" И сам же страшился, что именно так оно и окажется – уже высказана кем-нибудь эта блистательная мысль, и только технические возможности пока не позволяют ее реализовать.– Величко, поправь Иващенко. Какую он только что допустил ошибку? Садись – двойка! О чем ты только думаешь на уроках?О, знала бы учительница, какая драма сейчас свершается в душе невнимательного ученика! Я только что понял, почему не строят атмосферно-электрических станций. Ведь грозы бывают каких-нибудь два десятка раз в году, и такая станция будет простаивать, вот и все. До ошибок ли Иващенко мне в такую минуту, Марья Ивановна?.. Но на следующем уроке новая догадка придает моей идее неожиданный, теперь уже совершенно глобальный, характер, и я надолго влюбляюсь в собственную выдумку. Тропики! Экваториальный пояс Земли. Вот где грозы гремят круглый год и помногу раз на дню! Вот где мы будем сооружать кольцо наших атмосферно-электрических станций – АЭС и снабжать даровой энергией весь наш, уже полностью коммунистический, земной шар!.. Я сидел как на иголках. Мне не терпелось поскорее добраться до своего стола, где лежит заветная стопка "Успехов", и начать немедленную проработку целой кучи вопросов.Это длилось почти год – весь девятый и лето последних школьных каникул. Это была поразительно счастливая полоса времени, полоса сладчайших творческих мук. Взлеты духа при удачных решениях. Черное отчаяние нередких провалов, когда новый уровень обретаемого знания вскрывал наивное невежество недавних находок, казавшихся сгоряча просто гениальными. Но дерзкая мальчишеская выдумка постепенно превращалась в самый настоящий проект. Я был его главным теоретиком и главным конструктором, и разработчиком множества частных задач. Конструируя молниеприемник своей АЭС, я уже не на шутку занимался его тепловым режимом. Молнии, бившие в него, я научился облекать в количественные меры, хоть не так уж легко девятикласснику сообразить, какая часть энергии молнии превратится в тепло. Чтобы молниеприемник не расплавился, пришлось выполнить его в виде решетки из медных труб и пропустить по ним воду... Еще я придумал хитроумный электростатический локатор, способный обнаруживать скопления зарядов в тучах. Управляемый сигналами от этого локатора, узкий мощный луч Рентгена прокалывал многокилометровую толщу воздуха, облегчая ионизацией путь молнии к АЭС. Под моими руками буквально зарождалась новая наука – атмосферная электроника! В конце концов, остался только один принципиально нерешенный вопрос. Никак не удавалось придумать аккумулятор, который в тысячные доли секунды принимал бы мощные порции энергии, а потом равномерно и спокойно отдавал бы эту энергию потребителям.Мысль об использовании для этой цели шаровых молний пришла после того, как я прочитал о случае рождения шаровой молнии из обычной линейной. Громоотвод огибал карниз крыши. При ударе молнии проволока испарилась, а в месте этой проволочной петли возник огненный шар, просуществовавший несколько десятков секунд. Это было то, что нужно! Прекрасный аккумулятор молний... Правда, оставалось загадкой, что с этими шарами потом делать, как отбирать энергию у них. Из-за удручающей неизученности феномена шаровой молнии эта часть моего проекта оставалась самой непроработанной до лета. И вот – в летние каникулы мы с Валиком решили провести эксперимент. Нужно было любой ценой вырвать у природы ее тайну. Ведь нас учили, что мы не можем ждать милостей от природы. Справедливость заставляет отдать должное истинному автору этой затеи. Майдан был радиолюбитель-практик. Он терпеть не мог выдумок на бумаге. И когда я приоткрыл для него завесу секретности, которой был опутан мой проект, он решительно взял быка за рога.– Нужно повторить вот этот фокус с громоотводом, и все дела, -сказал Валик. – Научимся сматывать линейные молнии в шаровые, а потом разберемся, как их обратно разматывать.Проводить эксперимент с одной только петлей в громоотводе нам было скучно. Мы решили включить в цепь электромагнит. Ток самой молнии, проходя через его обмотку, должен был создать магнитное поле небывалой силы. В зазоре электромагнита и должна была помещаться пресловутая петля из достаточно тонкого провода. Здесь должно было свершиться рождение шаровой молнии. Для нашего эксперимента очень подходила престарелая груша на бабушкином огороде. То было высоченное дуплистое дерево, еще приносящее в изобилии мелкие терпкие плоды. К ее вершине мы прикрепили шестиметровый стальной прут с заостренным концом, в нижней развилке мы прибили небольшую площадку из досок для электромагнита. Электромагнит мы сделали из старого сварочного трансформатора, найденного в заброшенном карьере. После электромагнита громоотвод уходил на заземление, сделанное из оцинкованного ведра, закопанного на добрый метр в землю.