– Америка – хорошее место? – спросил Ян Павел.
– Множество живущих там поляков считают именно так, – ответил Графф. – Но это не Польша.
– Я хочу увидеть весь мир, прежде чем умру, – сказал Ян Павел. Раньше он никому никогда этого не говорил.
– Прежде чем умрешь? – пробормотала мама. – С чего ты задумался о смерти?
Как обычно, она попросту его не поняла. Он вовсе не думал о смерти. Он думал о том, чтобы научиться всему на свете, но этому мешал очевидный факт – ограниченный запас имевшегося у него времени. Почему люди так огорчались, когда кто-нибудь упоминал о смерти? Неужели они полагали, что смерть кого-то пощадит, позволит жить вечно, если о ней не упоминать? И насколько на самом деле мама верила в Христа, если боялась смерти настолько, что не могла даже говорить или слышать о ней от своего шестилетнего сына?
– Переезд в Америку – только начало, – ответил Графф. – У американских паспортов намного меньше ограничений, чем у польских.
– Мы об этом еще поговорим, – сказал Ян Павел. – Приходите позже.
– Вы что, с ума сошли? – спросила Хелена, как только они вышли за дверь и никто уже не мог их услышать. – Разве не ясно, что замышляет мальчишка?
– Нет, не сошел. И да, ясно.
– Похоже, видеозапись нашей встречи повергнет вас в еще большее замешательство, чем предыдущая – Силлаайна.
– Не думаю, – покачал головой Графф.
– Что, все-таки намерены обмануть мальчика?
– Тогда я точно буду сумасшедшим.
Он остановился на краю тротуара, явно собираясь закончить разговор до того, как сесть в микроавтобус вместе с остальными. Неужели Графф забыл, что все, что он сейчас говорил, продолжало записываться?
Нет, он помнил об этом. И обращался не только к ней.
– Капитан Рудольф, – сказал он, – вы сами видели, и каждому понятно, что добровольно заставить этого мальчика отправиться в космос невозможно. Он просто этого не хочет. Его не интересует война. Вот чего мы добились дурацкой репрессивной политикой в отношении неподчинившихся наций. Перед нами самый выдающийся ребенок из всех, кого мы когда-либо встречали, но мы не можем его использовать, поскольку многие годы создавали культуру, которая ненавидит Гегемонию, а вместе с ней и Флот. Мы настроили против себя миллионы людей во имя каких-то дурацких законов об ограничении рождаемости, бросив вызов их вере и социальной идентичности, а поскольку вселенная статистически склонна к иронии, естественно, лучший кандидат на роль командира, подобного Мэйзеру Рэкхему, появился среди тех, кого мы настроили против себя. Я лично тут ни при чем, и только идиоты могут меня в этом обвинять.
– Тогда что все это значит? Тот уговор, на который вы согласились? В чем суть?
– Естественно, в том, чтобы вытащить Яна Павла Вечорека из Польши.
– Но какая разница, если в Боевую школу он все равно не пойдет?
– Он обладает разумом, который обрабатывает человеческое поведение так же, как некоторые гении-аутисты обрабатывают числа или слова. Вам не кажется, что ему пойдет на пользу, если он окажется там, где у него будет возможность получить настоящее образование, а не там, где ему постоянно внушают ненависть к Гегемонии и Флоту?
– Мне кажется, это не входит в ваши полномочия, – ответила Хелена. – Мы представляем Боевую школу, а не комитет по организации лучшего будущего для детей путем переселения их в другие страны.
– Я постоянно думаю о Боевой школе, – заверил ее Графф.
– В которую, как вы сами только что заметили, Ян Павел Вечорек никогда не попадет?
– Вы забываете о проведенных нами исследованиях. Возможно, с формальной научной точки зрения их результаты не окончательны, но уже вполне убедительны. Люди достигают пика своих способностей к военному командованию намного раньше, чем мы полагали. Большинство – еще до двадцати лет, в том же возрасте, когда поэты создают свои самые страстные и революционные произведения. И математики тоже. Они достигают вершины, а затем их способности ослабевают, и они держатся на плаву за счет того, чему научились, когда были еще достаточно молоды, чтобы учиться. Нам с точностью примерно до пяти лет известно, когда нам потребуется наш командир, но к тому времени Ян Павел Вечорек будет уже слишком взрослым, давно миновав свой пик.
– Похоже, вы получили информацию, которой нет у меня, – заметила Хелена.
– Или сообразил сам, – сказал Графф. – Как только стало ясно, что Ян Павел никогда не пойдет в Боевую школу, моя миссия изменилась. Теперь самое главное для нас – вывезти Яна Павла из Польши в одну из подчинившихся стран, и мы сдержим данное ему слово до последней буквы, дав ему понять, что мы выполняем свои обещания, даже когда знаем, что нас обманывают.