Несколько дней после этого Бурагана можно было видеть повсюду: в состоянии крайнего возбуждения он таскался за Мухиным на плац, до офицерской столовой и обратно, потом гулял один мимо жилых домов и палаток, дважды был отгоняем предупредительным выстрелом от оружейного склада и единожды – от продовольственного, где Бураган, впрочем, ничего не пытался украсть, а лишь любопытствовал.
Вечерами, когда Мухин играл в собрании в карты, Бураган просиживал на пороге, подтянув тощие колени к подбородку и бессмысленно глядя перед собой. С Мухиным всегда играли по маленькой, боясь окончательно разорить невезучего подпоручика.
Однако принятые меры помогали, как водится, мало, и уже к середине вечера Мухин начал играть в долг; тогда переменили аккумуляторы в светильниках, распечатали новую колоду, а заодно и откупорили свежую бутылку из запасов штаб-ротмистра Алтынаева; бог весть откуда он черпал сии божественные сосуды, но запасы их иссякали лишь в самых крайних случаях, например, когда случалось наступление.
– А что, – сказал корнет Лимонов, видя, что Мухину чрезвычайно хочется продолжить, но он больше не решается, – не поставить ли вам, подпоручик, на кон вашего ватрушку?
Мухин, вставший было из-за стола, уселся обратно и потянулся к картам.
– На что вам мой ватрушка? – осведомился он. – Он ведь совсем дикий и по-русски почти не разговаривает.
– Да ведь вы с ним как-то объясняетесь? – возразил Лимонов.
Мухин пожал плечами:
– Как говорит отец Савва, у нас нет ничего общего только с дьяволом, а с человеком всегда найдется много общего, – ответил он. – Однако один человек всегда будет тебе ближе, а другой – дальше; так на что вам дальний человек?
– Вообразите только, – проговорил Лимонов, мечтательно двигая глазами, – пошью я для него ливрею красного цвета с золотыми позументами, парик с косой – наверняка где-нибудь в театре сыщется – и в таком виде, извольте видеть, выведу к маменькиным гостям с подносом. Это лучше ученого медведя выйдет…
Все посмеялись, представляя в уме, как удивятся гости лимоновской маменьки, а Лимонов наклонился к Мухину через стол и заключил:
– Соглашайтесь, Андрей Сергеевич. Вам ведь его все равно при себе не удержать – если не проиграете, так по-другому как-нибудь потеряете. И ему у меня спокойней будет.
Мухин криво дернул углом рта и согласился. Призвали Бурагана и поставили возле стола, чтобы он мог наблюдать. Разумеется, никто и не предполагал, чтобы Бураган что-нибудь понимал из происходящего, но так казалось интереснее.
Алтынаев был в тот день в какой-то особенно черной меланхолии, отчего широкое его лицо было почти черным, а глаза совершенно исчезли за густыми ресницами и тяжелыми веками. Он сидел во главе стола точно древний монгольский истукан, и даже руки так же держал на животе, сцепив пальцы на уровне пятой пуговицы.
– Вас бы, господин штаб-ротмистр, поставить в здешней степи, – посмеиваясь, сказал Лимонов (ему, по обыкновению, везло), – глядишь, через день ватрушки уже начали бы торить к вам дорожку и исправно смазывать вас бараньим салом, чтобы вы им дождь посылали вовремя и мээков с бээками охраняли.
– Очень смешно, – деревянно откликнулся Алтынаев.
Мухин, весь покрасневший, со вспотевшими волосами, то и дело косил на Бурагана, а потом перекладывал карты в руке.
– Ну все, – объявил вдруг Лимонов, раскрывая карты, – у меня стрит, господа.
Мухин бросил свои карты на стол и встал, громыхнув стулом. Алтынаев устремил на него медленный взгляд из-под мясистых век, но не пошевелился. Мухин повернулся к Бурагану и сказал:
– Ты теперь иди с ним. – И указал на торжествующего Лимонова.
Бураган уставился на Лимонова. При темной коже глаза у Бурагана были, как у многих варучан, светлые – почти прозрачные, зеленоватого оттенка. Радужку усеивали темные крапинки, так что казалось, будто в каждом глазу у него не по одному зрачку, а сразу по семь.
Все еще улыбаясь, Лимонов подтверждающе кивнул и протянул к Бурагану руку.
И тут варучанин присел на корточки, подпрыгнул, разбрасывая ноги, упал на бок и стремительно покатился прочь. Лимонов так и замер с разинутым ртом, а Мухин отчаянно взъерошил волосы.
– Погодите, я догоню его! – сказал он Лимонову и устремился в погоню, да какое там! Бураган катился по улице, словно его подгонял ветер. Он двигался так быстро, что Мухин едва успевал разглядеть мелькающие руки и ноги. Достигнув конца улицы, Бураган вскочил на корточки, замер, касаясь кончиками пальцев земли, а затем, оттолкнувшись, поднялся на ноги и побежал.