Аркадий дернул плечом и сделал вид, что принимает слова Штофрегена за остроумную шутку.
Волобаев успел за минувшие несколько дней расцвести. Теперь очки его блестели воинственно, осанка сделалась горделивой, а плечи – и как только этого никто прежде не замечал? – словно для того и были предназначены самой природой, чтобы на них покоился грозный арбалет!
Долгушин, напротив, начал сутулиться и глядеть в землю. А Семыкину по-прежнему ничего не делалось.
Катишь осталась в лагере. Это было опасно – Штофреген вообще предпочитал не разделять свой маленький отряд, – но после того, как г-жа Волобаева заявила, что “лучше быть жертвой, чем палачом”, вынужден был согласиться.
– Сидите тихо и не высовывайтесь, – предупредил он, уходя. – Если сюда придут, не вздумайте бежать. Они ничего с вами не сделают, даже если схватят. А вот если побежите, выстрелят в спину.
– Меня могут изнасиловать, – предупредила Катишь.
– Значит, будете жертвой, – безжалостно ответил Штофреген.
Тропинка, едва заметная в лесу, ближе к лагерю браконьеров становилась шире и суше. Затем местность стала подниматься, и болота почти совершенно исчезли. В дождливый сезон здесь тоже все тонет в воде, но сейчас было сухо.
Спустя час быстрой ходьбы Фарида подняла руку.
– Мне кажется, это здесь… Держите Клавдия!
Но было поздно: молодой зверек уловил призывный запах еще раньше, чем г-жа Колтубанова, которая все-таки не была ни самцом, ни лемуром, – и бросился прямо в ловушку. Колтубанова, не колеблясь ни мгновения, прыгнула за ним следом.
– Проклятье!..
Штофреген подбежал к краю большой ямы, кое-как замаскированной листьями. В провале видны были Клавдий, ошеломленно скачущий по яме в поисках обещанной самки, и Фарида, стоящая прямо под отверстием с поднятым кверху лицом.
– Фарида, как вы?
– Со мной все в порядке.
– Простите, – сказал Штофреген, садясь рядом на корточки и стараясь приглушить голос. – Я вынужден спросить вас кое о чем.
– Спрашивайте. – Фарида опять начала краснеть, догадываясь, каким будет вопрос.
– Клавдий… Он…
– Я для него слишком большая, – гордо объявила совершенно пунцовая Колтубанова.
– А, ну хорошо. – Штофреген встал и отошел, чтобы дать ей успокоиться, да и самому перевести дух. Застенчивость Фариды действовала на него парализующе: он и сам начинал болезненно пугаться собственных слов.
Аркадий между тем удалился и скрылся между деревьями. Волобаев снял с плеча арбалет и выжидающе посмотрел на Штофрегена.
Штофреген обернулся к своим рабочим.
– Копайте здесь. Работайте быстро и не очень пачкайте. Всю землю сбрасывайте к Фариде. Только не закопайте ее.
– Мы аккуратно, – заверил Долгушин.
Пилы на бесшумной тяге без малейшего труда вспороли почву, оплетенную мириадами корней. У Долгушина кубики земли получались аккуратные, у Семыкина – кривобокие. Вынутую землю переправляли в первую ловушку, так что скоро она оказалась засыпана больше чем наполовину. Разочарованный Клавдий выскочил наверх и взлетел на дерево, откуда разразился целым потоком лемурьих ругательств.
– Я его понимаю, – сказал Штофреген сам себе.
Фарида из ямы сдавленно хихикнула.
Между деревьями показался Аркадий.
– Скоро? – спросил он. – Я тут уже целую кучу камней заготовил.
– Вы намерены побивать их камнями?
– Как древнееврейских блудниц, – подтвердил Аркадий. – Но это я так, на всякий случай. Я читал, что забить человека камнями довольно трудно.
– Уйдите, теоретик! – рассердился Штофреген.
Аркадий пожал плечами:
– Я хотел быть полезным.
– Балаган! – сквозь зубы процедил Штофреген, чувствуя себя идиотом.
Аркадий скрылся.
Вторая ловушка была готова через час. Она была идеальна: яма глубиной в два человеческих роста, с отвесными стенами, – настоящая могила, глухая и безнадежная. Сверху ее закрыли ветками и листьями и забросали землей.
Штофреген развернул Волобаева лицом к лесу, и оба они засели между корнями деревьев в укрытиях, предоставленных самой природой Этады. Единственным неудобством подобных убежищ была сырость, но эту неприятность Штофреген считал наименьшим из зол.
Семыкин с Долгушиным ушли чуть дальше – так, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств подойти и помочь.
Они восприняли свое удаление с полным равнодушием, и скоро до слуха Штофрегена донесся характерный стук, с каким яичная скорлупа разбивается о дерево: должно быть, кто-то из двоих разжился яйцами и втайне от остальных участников экспедиции сварил их на обед. Хорошо бы еще, чтобы они не потравились: кто ее знает, эту местную фауну!