Теперь для Гуннара был один путь — к Святополку. Переход от одного князя к другому — дело полюбовное. Хорошо послужил одному князю — будет хорош и для другого. Свавильд замолвит слово перед киевским князем, а тому помощь сильного варяжского отряда очень даже необходима в преддверии схватки с Ярославом. Но в Киев он отправится не один. Спутницей ему станет Купава.
У Гуннара была еще одна причина для предательства русского князя — этим самым он избавился от соперника. Варяг решил во чтобы то ни стало заполучить девчонку, которую приметил на свадьбе князя Ярослава. Ее необычные глаза, напоминающие воды фьордов его далекой родины, все время маячили в его памяти, а руки до сих пор помнили трепет ее тоненького тела.
Гуннар не мог смириться с тем, что впервые за время его походов добыча ускользнула из рук. И даже князь не смог отдать ее Гуннару во искупление вины перед варягами, пострадавшими от кулаков и мечей местного мужичья. Кто мог подумать, что малышка оказалась просватана за муромского князя? Странно, что этого не знал даже сам князь Ярослав. Да и не мудрено — уж слишком много сплетен бродило по городу об этой девчонке. Болтали о том, что девица эта была наложницей Святополка, ставшего теперь князем киевским, но сбежала от него вместе с его братом — с тем, что ездил сватать для Ярослава дочь короля Олафа. А в Новгороде она успела свести с ума сына посадника, известного своим женолюбием. Что ж… Очаровать столько мужей и сохранить при этом вид недотроги способна лишь незаурядная женщина. К тому же малышка казалась такой свежей и невинной, что с трудом верилось во все россказни, которые бродили о ней по городу.
Гуннару было наплевать на эти слухи. Строптивая девица пришлась по сердцу варягу. Он счел ее довольно лакомым кусочком, особенно после того, что узнал от Свавильда про ее отца — весьма почитаемого и знатного человека в Киеве. И главное — невероятно богатого. Неспроста девчонку так защищает посадник — похоже, он не прочь отдать ее в жены своему сыну в расчете на богатое приданое. Но варягу оно также может пригодиться.
Довольно полетала по свету пташка. Гуннар сумеет сделать так, что у девчонки больше не будет выбора. Она будет знать лишь одного господина.
— …Почему ты решил мне помочь? — продолжала допытываться Купава. Она не верила в доброту похитившего ее чужеземца.
— Хочу взять тебя в жены.
Девушка судорожно схватилась за деревянный борт ладьи. Скользящие мимо волны манили к себе обещанием желанной свободы, но… Варяг легко оторвал Купаву от борта и заключил девушку в кольцо сильных мускулистых рук.
— Если решишь сбежать, то погубишь не только себя, — усмехнулся он. — Я знаю, что отец твой может в любой миг пасть от руки киевского князя. Ежели пожелаешь, я сумею отвести беду от твоих родичей. Тебе не на кого надеяться, ведь жених твой уже погиб.
Купава вздрогнула, не сразу сообразив, что речь идет о Глебе. В этот миг ей почему-то вспомнился Позвезд, его лучистые глаза, из-за которых он порой казался незнакомцем из купальской ночи.
— И ты решил, что я должна верить тебе? — зажмурившись, чтобы не вырвались наружу непрошенные слезы, спросила девушка.
— А кто еще может помочь? Князю Ярислейфу на тебя наплевать. Посадник и его сын? Они вряд ли захотят отправиться в Киев. Да и что они смогут?.. Давай заключим договор: ты станешь моей женой, если сумею спасти твоих близких. Согласна? Неужто их жизнь мало значит для тебя?
Купава неожиданно вспомнила страшную ночь, когда решилась бежать ради спасения своих родных. Дорога, которая ей выпала, привела к Позвезду, а затем — в Новгород. И вот теперь лукавая судьба вновь отправила Купаву в путь. И вновь от нее зависит жизнь близких людей. Только рядом теперь не милый сердцу переяславский князь, а буйный варяг. И сейчас она одна в целом мире, во власти страшного человека, который в любой момент может жестоко отомстить ей за оскорбление. Она может сейчас кричать, звать на помощь, но даже если кто-либо окажется на берегу и услышит ее, то вряд ли бросится к ней помощь. Кто осмелится сразиться с целым отрядом жестоких варягов? Похоже, у нее и впрямь нет выбора.
Чувствуя, как леденеет все тело, Купава обреченно кивнула:
— Я… выйду за тебя. Если ты и впрямь сумеешь защитить моих близких.
Напрасно щебетали в своих гнездах пташки, напрасно благоухали цветы в лесах, мимо которых скользили драккары — все удручало девушку. Она пыталась взять себя в руки и успокоиться, но тщетно. Все ее существо кричало от безысходности, и качка ладьи и громкий стук весел были слабым отголоском того, что творилось у нее в душе. С болью и ужасом она была вынуждена согласиться стать женой ненавистного человека. Но сердце отказывалось смириться с тем, чтобы отказаться от Позвезда, предать его… Забыть мужчину, которого любила больше всего на свете, которому клялась в вечной любви и верности. Неужели она сможет забыть о нем, забыть ночь любви?..
А новоявленный жених вел себя так, словно не он пытался обесчестить девушку на свадьбе Ярослава. Это было странно. Сейчас Купава находилась в его полной власти, и он мог легко добиться желанной цели. Но вместо этого Гуннар старательно изображал заботливость: велел устроить для девушки на корме драккара шатер с удобным ложем из пушистого меха, лично приносил еду и питье, развлекал историями о странах, в которых он бывал. Купава пребывала в полном недоумении и смотрела на него со страхом. Что ему надо от нее? Ясно, что на свадьбе варяг хотел просто развлечься. Но зачем было похищать… И с чего бы это он решил ей помочь? Да еще вздумал жениться…
Варяг, повидавший на своем веку множество самых разных женщин, высоко ценил томительную женскую прелесть, но никак не ожидал, что окажется во власти чар русской девчонки. Маленькая ведьма. Странные лиловые глаза, в которых дрожали капли слез, слегка пухлые губы обиженного ребенка, юное, но вполне сформировавшееся тело — варяг не мог понять, что именно притягивало и воспламеняло.
Быть может, причудливая смесь невинности и жизненного опыта, притаившаяся в ее необычных очах? Девушка, по слухам, познавшая ласки многих мужчин, выглядела настолько безгрешной, что варягу уже не раз за время пути хотелось опрокинуть ее навзничь и заняться любовью, чтобы узнать — насколько справедливы были все эти сплетни.
Кроме того, ему пришлась по сердцу отвага, с которой малышка решилась заключить договор. Гуннар чувствовал, что девушка смертельно боится его, но, тем не менее, она не делала попыток оставить драккар. Похоже, любовь к родным оказалась у нее сильнее страха за свою жизнь. И варяг не мог не уважать храбрость столь беззащитного существа.
Но еще больше Гуннару неожиданно понравилось необычное состояние, в котором он оказался. Возможность поиграть со своей добычей в благородство оказалось забавнее, нежели возможность вволю насладиться девчонкой, осмелившейся ему сопротивляться. Только надолго ли хватит его выдержки?
Однажды вечером Гуннар заглянул в шатер и обнаружил, что Купава впервые за время дороги сладко и безмятежно спит. Странное, непривычное ощущение нежности коснулось сердца сурового варяга. Жесткими пальцами он осторожно погладил темные кудри, нежные щечки, осторожно коснулся пухленького рта. Губки девушки вдруг задрожали, личико покрылось нежным румянцем, а из груди вырвался протяжный стон.
Пронзительное желание обладать девушкой словно крепкое вино ударило в голову варяга. Ему нестерпимо захотелось, чтобы малышка одарила его ласками, стала податливой и страстной! И, забыв о своем решении не прикасаться к девушке до Киева, варяг навалился на свою добычу и впился губами в тонкую шею.
Вздрогнув, Купава вырвалась из мира сновидений и принялась изо всех сил отбиваться от насильника, защищаясь ногтями, зубами, коленями, царапаясь и кусаясь.
Почувствовав на своих губах привкус крови, Гуннар тут же ощутил наплывающий приступ ярости и с силой вжал руки девушки в пол. Его обезумевшие губы вцепились в девичий рот так, словно пытались выпить строптивицу до последней капли.
Расплющенная тяжелым мужским телом, Купава даже сквозь толщину меховых шкур ощутила, как больно вдавились ей в спину неровности деревянного настила, и тело ее тут же ощетинилось тысячью мелких иголочек. Призвав на помощь все свои силы, девушка рванулась прочь из душных объятий распаленного воина и, освободив одну руку, со всего размаха влепила насильнику такую сильную затрещину, что даже у самой ладонь онемела.