Поразмыслив, Купава решила, что вряд ли найдет защиту в тереме Предславы. Княжна даже собой сейчас не распоряжается. Того и гляди братец окаянный подарит Предславу тестю своему. Болеслав польский вряд ли простил княжне отказ давний стать его женой. Нет, в Спас-Берестове вряд ли можно спасение и защиту найти. Девушка бесстрашно направила коня прочь от Вышгорода, не зная, куда вынесет ее буланый. Что ж, свет не без добрых людей, кто-нибудь обязательно поможет одинокой страннице.
Ближе к утру вьюга прекратилась, а мороз усилился. Жалея коня и понимая, что без его помощи они с сыном пропадут, Купава давно уже позволила жеребцу сбавить шаг. Когда же дорога сделала крюк и повернула к Днепру, девушка и вовсе приостановила коня на высоком холме над рекой, чтобы оглядеться.
В темном небе висели крупные звезды, отражаясь в ледяных водах Днепра. А вокруг, на сколько хватало взора, и на левом берегу, и на правом, горели костры, а подле них, бряцая оружием, расхаживали воины. Усталость и холод в теле Купавы мгновенно закричали наперебой, уговаривая девушку поспешить на берег, к людям, к желанному теплу.
Но Купава повернула коня прочь. Смерть ходила там, на берегах Днепра, где над небосклоном мерцали большие яркие звезды. Судьба занесла девушку в места, где готовилась страшная битва. Из дальних краев сюда пришли воины Ярослава, и, конечно же, в одном из теплых шатров находится Коснятин, друг милый, друг единственный, кто остался в живых, и единственный, кто мог помочь Купаве. Да только как узнать — на каком берегу стоят войска новгородцев? Нет, придется уехать отсюда, подальше от места, где вскоре прольются реки крови.
Купава осторожно распахнула на груди мех, чтобы взглянуть в личико сына. Уж больно тихо он вел себя, не дай Бог, замерзнет, уснет вечным сном… Но все обстояло благополучно — малыш сладко посапывал, а его толстенькие щеки слегка румянились. Не зря Гуннар гордился ребенком, которого считал своим сыном, поистине — в мир пришел будущий воин, которому все было нипочем — ни тяжелая дорога, ни непогода, и спал он сном богатыря.
Девушка заставила коня повернуть прочь от берега и отправиться дальше по дороге, ведущей невесть куда. Мирный шаг жеребца, тепло, идущее от его тела, усталость и бессонная ночь, бесконечная дорога и темные ветви деревьев неожиданно опустили на веки девушки сонную дрему. Прижимая к себе сына, Купава то погружалась во мрак забытья, то вздрагивала от привидевшегося ужаса и резко пробуждалась.
Ей казалось, что она бредет по какому-то огромному, бесконечному коридору. Вокруг нее взметнулись ввысь огромнейшие деревья, их ветви угрожающе раскачиваются, где-то рядом кричат совы, предвестницы несчастья, и летают огромные летучие мыши. Купава чувствует себя затравленным зверьком. Сердце бешено колотится в груди, хочется ускорить шаг, поскорее вырваться из этого кошмарного леса, Но тяжелые оковы держат ее ноги.
И вот, когда девушка совершенно выбилась из сил, деревья наконец расступились, и она оказалась на краю какой-то поляны, залитой ярким светом. Измученная, Купава прислонилась к дереву, не в силах войти в этот свет …
Когда забрезжил рассвет, усталый конь остановился у порога старенькой избушки, укрытой под ветвями огромнейшей, почти до неба, мохнатой ели. Купава с трудом сползла на землю, держа сомлевшими руками плачущего сына.
— Тихо, мой хороший… Сейчас будет тепло… и нам помогут…
Дверь избушки со скрипом отворилась, и выглянула седая женщина.
— Кто здесь? — хмуро поинтересовалась она.
— Помогите… — девушка умоляюще подняла глаза на женщину и охнула: — Ласа… это я… Купава…
— Да сохранит тебя… Жива! Скорей заходи…
Ведунья поспешно втянула девушку в дом. Устроив Купаву поближе к огню, Ласа подбросила дров в печку, поставила греть воду и молоко. Девушка, слегка разомлев от тепла, передала ребенка ведунье. Знахарка ловко развязала одеяло и теплые платки, в которые был укутан малыш, и внимательно его осмотрела. Ребенок испуганно таращил ясные глазки, не понимая, где оказался и кто эта незнакомая женщина, что беспрестанно целует его ладошки.
— Сыночек мой маленький… Зареок мой родненький… Теперь мы вместе… Никому тебя не отдам…
Хлопотливая ведунья первым делом накормила малыша и устроила его на полатях у печи. Затем она заставила Купаву раздеться донага, старательно растерла ее какими-то снадобьями, вновь укутала в одежду, согретую над очагом, напоила травяным отваром и уложила подле ребенка спать. И только после того Ласа занялась конем, послушно ожидавшим своей очереди в сенях. Лесная ведунья старательно обтерла его ветошью, осмотрела ноги, достала из дальнего угла заветный мешок с овсом и досыта накормила славного буланого коня. Конюшни у ворожеи не было, и потому она, поразмыслив, решила, что ночь жеребец будет проводить в сенях, а днем вполне может бродить подле избушки на привязи. Обереги от волков Ласа ему в гриву вплетет. А пока что пусть в тепле отдыхает, дело свое он честно выполнил — спас от лиха дорожного хозяйку и ее дитя.
Когда Купава проснулась, тепло уже окончательно выгнало стужу из ее тела. В избушке ведуньи вкусно пахло съестным, и девушка впервые за последний год счастливо улыбнулась.
Ласа не торопилась с расспросами, посчитав, что Купава сама расскажет о том, о чем захочет. Так оно и вышло. Ближе к вечеру, когда в избушке сгустились сумерки, девушка повела свою грустную речь, временами прерывая ее слезами. Когда же ее голос умолк, знахарка долго смотрела на огонь, словно ища в нем совет для своей любимицы.
«Моя бедная девочка… за что боги послали тебе все эти испытания… такая нежная, такая молоденькая…»
— А ты… Как ты здесь оказалась? Неужто конь принес меня обратно к Вышгороду? — спросила Купава, внимательно рассматривая избушку. Все здесь было иным, нежели два года назад.
— От князя окаянного укрылась. Зачастили бродить по лесам вблизи Вышгорода и Киева его люди, а мне с ними встречаться охоты нет. Зло они несут на своих плечах.
— Загляни в даль, расскажи, что ждет меня там… — осторожно попросила девушка, с надеждой заглядывая в лицо ведунье.
— Не стану тревожить судьбу твою. Если дорогу ко мне конь твой нашел, значит, то знак тебе боги дают. Дорога, по которой идешь ты, поворот крутой делает, но спешить по ней не стоит. Так что живи у меня, пока новый знак не появится. Здесь тебя никто искать не станет, да, похоже, в ближайшие дни и вовсе некому тобой заниматься будет.
— О чем ты?
— С утра птицы гомонят, над лесом покоя никому не дают. Не иначе битва страшная близится. Неподалеку отсюда Днепр течет, на берегах его Ярослав со Святополком сразиться порешили. Одним богам ведомо, за кем окажется верх в этой кровавой схватке. И одним богам известно, кто из воинов выживет. Русская земля ныне не та, что прежде. Князь князю не брат, хотя и одного рода. Русь окружена народами разными — ляхи и угры, германцы и чехи, свеи и норманны, печенеги и торки, хазары и ромеи. Но не в них беда для Руси великая, самая тяжкая брань здесь — на земле нашей, где брат идет на брата.
Знахарка перевела взгляд на малыша, тихо уснувшего подле матери.
— Об отце его душа твоя не тревожится? — осторожно спросила Ласа.
— Дня не проходит, как молюсь о том, чтобы душа его покой нашла в мире ином.
— Неужто о смерти его молишься?
— Да что ты! — испуганно вздрогнула девушка и, не сдержавшись, осенила себя крестом, хотя и знала, что ведунье это не по сердцу. — Отец сыночка моего погиб еще прошлым летом…
— Так уверена, что не от варяга дитя родила?
— Отец Зареока — тот, о ком думала все эти ночи и дни. У моего сыночка даже глаза отцовские — словно звездочки ясные. Разве такие у Гуннара были?
— Были? Откуда ведаешь, что всего лишь были?
— Я всего лишь обмолвилась… — а в груди встрепенулось сердце. Хоть и жила в нем обида на Гуннара, но смерти ему девушка вовсе не желала.
— А про любого своего не оговорилась? Сама ему очи закрывала?