Выбрать главу

— Кики?

— Бог мой, Анджела! Ты что, не понимаешь? Я ничего не могу сделать, абсолютно ничего. У Никки итальянское гражданство. А Вик — итальянец, у него старинное родовое имя, все еще достаточно влиятельное. А я разведенная жена — американка, которая совершила аморальные действия. У меня нет ни малейшего шанса получить опекунство. Все, что я могу сделать, — это подобрать все свои игрушки, то есть деньги, которые удастся заполучить, и уматываться!

— И ты бросаешь меня и Никки…

— Никки?.. Да.

— Почему ты это так представляешь? Ты ведь и меня бросаешь!

— Думаю, что нет. Я вынуждена оставить Никки, но тебя я не бросаю. Просто не задавай слишком много вопросов и, ради Бога, перестань реветь. Я не хочу, чтобы ты заболела на моих глазах, слышишь? Поскольку в солярии нет жучков, пошли посидим там немного. Ты дашь мне выпить, а я поплачу за нас обеих.

* * *

— Зев все еще сам водит машину?

— Да, но…

— И он не берет тебя с собой, когда уезжает с виллы в город по делам?

— Иногда берет. Зачем все эти вопросы?

— Ты сказала, он сегодня возвращается. Завтра он уедет?

— Не уверена. Не знаю… Нет, я знаю, вспомнила: у него действительно на завтра в Женеве назначена встреча, в банке. Я слышала, как он говорил, что будет там.

— Хорошо.

Отвечая на вопросительный взгляд Анджелы, она сказала:

— Просто я не хочу попадаться ему на глаза, вот и все. Если бы он весь день провел дома, я бы тогда не вылезала из постели. Боюсь, если увижу его, у меня появится искушение выцарапать ему глаза.

— Кики, ну что мне делать?

— Посмотрим. Сообразим что-нибудь… Это я впутала тебя во все это, мне и думать, как избавить тебя от этого. А ты думай только об одном — если бы я не впутала тебя во все эти неприятности с Зевом, ты бы не стала великой кинозвездой.

* * *

Утром следующего дня Анджела в халате, с белым как мел лицом вбежала в спальню, где лежала спящая Кики, — на ее тонком лице было выражение умиротворенности. Анджела стала трясти ее, пытаясь разбудить.

— Кики! Проснись! Проснись!

— Боже! Что? Пожар?

— Кики! Зев мертв. Только что здесь была полиция. Машина Зева съехала в кювет метрах в полутораста от ворот усадьбы. Это так странно. В проходной сидело четверо охранников, и Зев умер всего в ста метрах от них. Я просто не могу в это поверить! Зев мертв!

Кики сонно улыбнулась.

— Я снова заберу тебя домой… — промурлыкала она.

— Кики?

— Да. Только вот что. Тебе придется перестать постоянно произносить мое имя таким тоном. Это становится скучным…

4

Они прибыли в Нью-Йорк в день тридцатичетырехлетия Анджелы и сразу же направились в городской дом Кики, который был подготовлен к их возвращению. Так как это был день рождения Анджелы, а Кики не терпелось начать светскую жизнь, она стала настаивать, чтобы отпраздновать этот вечер в «Эль-Морокко». Анджела запротестовала: она совсем не в том настроении, чтобы развлекаться. К тому же ее, как обычно, окружит толпа, и как это будет выглядеть? Она всего две недели, как стала вдовой. И Кики, позвонив нескольким знакомым, пошла без нее.

Оставшись одна дома, Анджела стала размышлять, не совершила ли она ошибки, вернувшись в Нью-Йорк и поселившись у Кики. Возможно, ей следовало ехать, как она и намеревалась, прямо в Лос-Анджелес: в прошлом году она перевела сыновей туда в школу и могла поселиться в доме матери в Брентвуде, пока не выяснится ее финансовое положение. За эти две недели, прошедшие со времени смерти Зева, она получила разные предложения — от менеджеров, агентов, студий, независимых продюсеров. Она еще не могла об этом думать, хотя, вероятно, очень скоро ей и придется заниматься этим из финансовых соображений. Хотя швейцарские юристы заявили, что пока не могут дать ей какой-либо информации о состоянии Зева, у нее уже появилось ощущение, что она не станет богатой наследницей. Может быть, она и была блистательной звездой Зева Мизрахи, его замечательным наваждением, однако наверняка не была его великой любовью. Кики уже наняла для нее целую армию юристов; тем не менее Анджела была уверена, что скоро ей придется взяться за работу, если только ее не устроит жизнь на иждивении своей матери и Кики.

Ирония судьбы заключалась в том, что она, жена человека, считавшегося одним из самых богатых в мире, имела в своем распоряжении только лишь чемоданы, набитые одеждой, и несколько побрякушек — те драгоценности, которые не были в сейфе Зева, — и все. Она даже не знала, что стало с деньгами, которые она заработала на «Анне Карениной», «Камилле» и «Ниночке». Слава Богу, что скоро будет готова к прокату последняя картина, которую она сделала. Она наверняка получит с этого какое-то количество денег. Но, конечно, ей очень скоро снова придется работать, и лучшим местом для этого будет Калифорния. Однако Кики так настаивала, чтобы она поселилась вместе с ней.

— В настоящий момент это единственно правильное решение. Конечно, тебе нужно навещать Дикки и Тим-ми, но, пока ты не привыкнешь быть свободной женщиной, оставь их в калифорнийской школе. Тебя, вероятно, забросают предложениями, но тебе не нужно торопиться и следует все выбирать очень тщательно. Не забывай — ты не очень-то привыкла к тому, чтобы самой принимать решения.

— Но теперь, когда я свободна, мне надо создать для мальчиков настоящий дом.

— Ты создашь, обязательно. Ты даже можешь создать для них настоящий дом здесь, в Нью-Йорке. Ты можешь отдать их в здешнюю школу, ведь так? Господи, здесь места всем хватит, а я не хочу быть одна. Мы ведь всегда хотели быть вместе, да?

— Но почему Нью-Йорк? Почему не Лос-Анджелес? Там Рори, и теперь, когда ты…

— Давай, говори. Теперь, когда я потеряла Никки…

— Ну… да. И Брэд. Ведь вы же в прошлый раз почти помирились. Подумай об этом, Кики. Это было бы великолепно!

— Я об этом думала, но сейчас не могу туда возвращаться. Не теперь, когда меня преследуют неудачи, когда я покрыта позором. И никто там ко мне даже близко не подойдет, чтобы не испачкаться. Я слыхала, там многие познакомились с «Незваными гостями». Их нельзя не заметить, как дерьмо на постели. А ты знаешь, какие они там, в Голливуде, провинциалы. Биби Тайлер и вся ее шайка мне прохода не дадут, воинствующие святоши! Нью-йоркские театральные деятели гораздо более терпимы. Им наплевать, что ты там совершила. Если у меня и есть какой-то шанс быть актрисой, то только здесь. Когда я искуплю содеянное, я вернусь, увижу Рори… и Брэда… Что же касается тебя, ты можешь делать что угодно — играть в кино, театре; ты можешь выбирать. И я не собираюсь умолять тебя оставаться со мной. Если хочешь возвратиться в Лос-Анджелес и оставить меня в Нью-Йорке в одиночестве, тогда возвращайся, — со злобой произнесла она. — Может быть, ты просто не хочешь жить у меня из-за моей скандальной репутации? Чтобы из-за общения со мной не стали плохо думать и о тебе?

— Ну что ты, Кики, какой бы скандальной она ни была, я тебя люблю. — Анджела обняла ее.

— Тогда решено. Мы останемся в Нью-Йорке, пока наша жизнь не придет в норму, хорошо?

Конечно, она не могла оставить Кики в одиночестве — не теперь, когда та оказалась в таком трудном положении после всего, что Кики действительно для нее сделала.

Все сожаления о смерти Зева и чувство вины оттого, что сожаления не было, быстро испарились, когда до Анджелы дошла информация от швейцарских юристов. Даже после своей смерти Зев сыграл с ней последнюю злую шутку.

За исключением нескольких особых распоряжений в пользу жены, все вклады и капиталовложения Зева Мизрахи во всем мире были оставлены фонду Мизрахи с тем, чтобы щедрые дары раздавались благотворительным организациям Швейцарии и Израиля — па нужды образования, медицины и культуры. Туда же должна была быть включена даже личная собственность Мизрахи, все его художественные ценности, включая и те, которые находились на борту «Венеры», — они должны составить основу коллекции музея, который будет построен в Хайфе и станет называться музеем изящных искусств Мизрахи. Квартиры в Лондоне, Париже и Нью-Йорке были арендованы, а дом в Веве станет институтом медицинских исследований Мизрахи. Дом, который он купил якобы для Анджелы в Линкольншире, станет институтом содействия развитию ирландской культуры Мизрахи. То, что у него было тонкое чувство юмора, он подтвердил тем пунктом завещания, который превращал его дом в пригороде Мадрида в институт содействия развитию Маррано.