– Но мы вам говорим истинную правду. Нельзя снять звезды с неба. Они – огромны, это целые миры…
– Тем лучше, если это правда, – теперь в голосе стозвездного звучали поучительные нотки. – У нас существует закон: если кто-то твердит истину, а звездные ее не принимают, то ему немедленно отрубают голову. Но если после оказывается, что истина эта правдива, тогда звездные ему ставят памятник.
– Но это жестоко, – робко возмутилась девочка. – Неужели нельзя подождать?
– Всякая истина вредна, пока она не станет истиной для всех. А стало быть, ее распространитель должен быть наказан. Но если она принимается, его следует награждать. Мы очень справедливы, и потому сначала наказываем, а уж потом вознаграждаем. Мы не можем поступить наоборот.
– Какая же это справедливость? – воскликнула Нуми. – Рубить головы людям за правду!
Даже ее искусственный мозг ужаснулся, представив, что всем тем, которым были поставлены памятники вдоль аллеи, сначала отрубили головы.
– Однако ты глупа, – сказал стозвездный начальник, все еще склонный поучать этих двух пришельцев, так как не потерял надежды заполучить в подарок настоящую звезду. – Ну сама посуди. Справедливо ставить памятник за истину? Справедливо! А можно ставить памятник живому человеку? Нельзя? А для человека что лучше: иметь или не иметь памятник после смерти?
Нуми почувствовала, что голова ее идет кругом от подобной логики. Да так, что вот-вот упадет с плеч.
– Этот все еще торгуется? – спросил ее Ники, готовый расплакаться от бессилия и боли, которую ему причиняли веревки, стянувшие кисти рук.
– Кажется, мы останемся без звезд и без голов. И кто знает, когда нам поставят памятник, – ответила девочка.
– Не падай духом, – сказал Ники, спохватившись, что сейчас ей как никогда нужна его поддержка, и повысил голос, чтобы не казаться испуганным. – Скажи этому идиоту, что мы обещаем обдумать его предложение – до завтрашнего вечера. Я упрошу миллионнозвездного выделить ему настоящую звезду. Но при условии, что нам развяжут руки. Иначе я не смогу снять ее с неба.
– Но ведь это ложь! – даже в такой момент воспротивилась девочка с Пирры.
– Может, и ложь, но, если ты успела заметить, за правду здесь секут головы. Давай, переводи!
– А «идиот» – это звучит нормально? Можно применить это слово, обращаясь к представителю иной цивилизации?
– Э-э-э-эх, – совсем потерял терпение Ники. – Если хочешь, скажи ему: «Разлюбезный господин», или «О, глубокоуважаемый стозвездный болван», или что-то в этом роде!
Простодушная Нуми не знала и этих выражений, а соответствующие слова на здешнем языке ей тоже были неизвестны. Так что она перевела новое предложение Ники, обходясь и вовсе без обращения. Может, от этого оно выглядело убедительней. Глаза стозвездного начальника сверкнули в темноте, и хотя он в ответ всего лишь важно кивнул головой, она уловила радостные излучения его мозга. Это сулило временное отдаление нависшей над ними опасности.
Знакомым витым коридором, на каждом повороте которого коптили вонючие фонари, их ввели в мрачное подземелье. Стозвездный принял условия Ники, потому что им развязали руки. Потом за ними опустили решетку из толстых жердей, закрыв ее на железную цепь, пропущенную через прикованное к стене кольцо.
Нуми, жалобно охая, стала растирать свои хрупкие запястья. Они здорово болели, несмотря на перчатки.
– Буф-ф! Не могу себе представить, что эта цивилизация тоже зародилась на Земле!
А Николай уже деловито ощупывал цепь, обдумывая, как и когда удобнее совершить побег. Сейчас или днем, когда звездные спят. Он воскликнул:
– Ну и типы, однако! Дурачье! Сделать железную цепь ума у них хватило, а до примитивных керосиновых ламп не додумались. Одна вонь стоит, а свету никакого. Надену-ка я шлем.
Последний фонарь находился довольно далеко от них, в коридоре, но все помещение, казалось, было пропитано дымом от сгоревшего жира.
– А зачем им свет? Ты ведь слышал: днем беззвездные на них работают, а звездные по ночам любуются небом. Свет им только мешает. Странный народ! А говорят нам, что мы странные и хотят отрубить нам головы. Ну и логика!
С развязанными руками Ники снова почувствовал себя уверенным и сильным, к тому же до вечера было достаточно времени, чтобы найти выход из положения. Было достаточно времени и для мудрого разговора.
– За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, – сказал Ники незнакомым ей грустно-писклявым голоском, – я убедился, что никто не любит странных. Каждый желает, чтобы все остальные были похожи на него. Сначала ты мне тоже показалась странной, и меня так и подмывало тебя отлупить.
– Отлупить меня? – растерялась девочка, которую, похоже, никто никогда не бил.
– Да, всего-навсего отлупить. А не отрубить голову, потому что все-таки я добрый человек.
– Как так отлупить? По какому праву?
– За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, – продолжал Ники особенным голосом, – я понял, что сначала тебе хочется кого-нибудь отлупить, а уж потом ты себя спрашиваешь: а по какому праву? И то не всегда.
– Какая еще долгая и нелегкая жизнь, – возмутилась девочка, сообразив, что он притворяется. – Тебе ведь всего четырнадцать лет?
Ники рассмеялся и рассказал ей про своего прадедушку, который был еще жив, здоров и бодр. Прадед никогда не поучал его, как это делают другие взрослые, а всегда начинал издалека: «За свою долгую и нелегкую жизнь, Ники, я убедился, что…» После следовало нечто вроде тою, что человек должен каждый день чистить зубы и одеваться потеплей, когда на улице холодно. Впрочем, это был милейший старик, и Ники им гордился. К тому же, не просто дед, а прадед.
– Смешно так говорить, когда тебе всего четырнадцать, – не сдавалась Нуми.
– Что же ты не смеешься?
– Потому что ты явно насмехаешься над прадедушкой. А он, наверное, желает тебе добра.
– Да я вовсе не насмехаюсь! Я…
Ники не успел закончить, потому что кто-то тихонько окликнул их в темноте на непонятном языке. Прислушавшись, Нуми спросила на том же языке:
– Кто здесь?
– Это я, Короторо.
– Где вы?
– Напротив вас. Значит, это вы – те самые странные звездные, которые утверждали, что прилетели с других звезд? Почему же вас упрятали за решетку?
– Потому что мы и им показались странными, – ответила Нуми.
Ребята стали всматриваться в полумрак. На противоположной стене узкого коридора виднелась подобная решетка, но за ней они ничего не разглядели, вероятно потому, что одежда певца была темной, а не серебристой, как у звездных.
– Посветить? – спросила Нуми.
– Не надо. Привлечешь стражу, – остановил ее Ники, который уже обдумал план бегства, и в этом плане фонарик играл важную роль. – Спроси его, хочет ли он бежать вместе с нами.
– А мы что, собираемся бежать? – удивилась экспериментальная девочка с Пирры.
Николай в свою очередь подивился двум ее мозгам.
– А тебе что, здесь нравится?
– Нет, но мы очень мало узнали об этой цивилизации.
– Мне и этого хватает. А ты, коль такая любопытная, оставайся. Но эксперименту тогда – конец!
– Какому эксперименту?
– Да ведь ты – эксперимент. А когда тебе отрубят голову с ее двумя мозгами, плакал эксперимент твоего отца.
– Как это – «плакал»?
– Эх, – потерял терпение Николай, – ты еще не знакома с земной цивилизацией, а хочешь изучить эту.
– На Земле мне тоже не поверили, – мстительно напомнила ему девочка.
– Да, но там тебе никто не хотел отрубить голову. Скорее всего, тебя просто поместили бы в сумасшедший дом. А там чисто, светло, всячески о тебе заботятся.
– Ничего хорошего в том, что тебя запирают.
Ники растрогала ее наивность.
– Верно, но если мы вернемся на Землю, нас запрут вместе. Вот будет весело!
– Но почему нас должны куда-то запирать?
– Потому что рассказ о наших приключениях будет звучать невероятно, и мы тоже будем казаться землянам странными. Как вы на Пирре поступаете со странными людьми?