Человек, наверное, ко всему привыкает. Я имею в виду, что если считаешь девчонку красивой, то она нравится тебе и тогда, когда ее голова обрита. К тому же для меня эта «прическа» служила признаком принадлежности к «армейскому ордену» и отличала «наших» девушек от штатских цыплят. Может быть, Кармен что и потеряла, но многое и приобрела: красота стала какой-то неземной, иррациональной, что ли. И еще я впервые почувствовал - она действительно офицер, воин, а не только удивительная девушка.
Я вернулся в корпус, ничего не соображая, преследуемый сладковатым запахом духов: прощаясь, она меня поцеловала.
Единственный предмет из курса подготовки, о котором хотелось бы рассказать, - история и моральная философия.
Я удивился, когда обнаружил, что нам придется его изучать. Мне казалось, что история с философией не имеют отношения к управлению отрядом десантников в боевой обстановке. Этот предмет, если он касается войны, в лучшем случае объясняет, почему ты должен драться - вопрос, который каждый решает для себя задолго до поступления в Кадетский корпус. Я уже говорил: Мобильная Пехота дерется потому, что она Мобильная Пехота.
Сначала я решил, что курс читают для тех, кто не проходил его в школе. К тому же почти четвертая часть кадет не были землянами, а на других планетах. Федерации преподавание истории не обязательно. Так что я уже надеялся, что пока те, кому не повезет, будут слушать этот курс, у меня освободится время для других, трудных, предметов.
Но я ошибся. Наравне со всеми я должен был прослушать курс целиком. Правда, экзаменов, как и в школе, не устраивали: в конце обучения - беседа с инструктором, без отметок. Главным было его мнение, годишься ли ты в офицеры.
Если он давал отрицательное заключение, по этому поводу устраивали целый консилиум, где решалось уже не то, можешь или не можешь ты быть офицером, а возможность твоего пребывания в армии вообще, неважно в каком звании. И они уже не смотрели, как лихо ты обращаешься с оружием… Лучшим исходом при этом было повторное прослушивание курса. А в худшем ты становился штатским человеком…
Так ради чего я все-таки дрался? Может, это своего рода сумасшествие - подставлять свое уязвимое тело нападающим и, мягко говоря, недружелюбным представителям инопланетной цивилизации? Тем более что платили за все сущую ерунду (которую мы тут же при первой возможности тратили), да и чем можно заплатить за часы ужаса, за ожидание близкой смерти? А ведь я мог спокойно сидеть дома, в то время как войной занимались бы те, у кого толстая кожа, или те, кому нравится играть в эти игры.
Или опять хвататься за присказку, что надо драться потому, мол, что мы - Мобильная Пехота? Нет, ребята, это мысли на уровне подопытной павловской собачки. Прочь догмы. Надо попробовать подумать по-настоящему.
Наш инструктор по истории и нравственной философии майор Райд был слеп, но обладал жутковатой привычкой «смотреть» прямо в глаза и называть по имени. Мы анализировали события сразу после окончания войны между Русско-Англо-Американским альянсом и Китайской Гегемонией, то есть от 1987 года и дальше. В тот день перед занятиями мы знали, что на Земле разрушен еще один большой город - на этот раз погиб Сан-Франциско. Я ожидал, что Райд скажет что-нибудь по этому поводу. В конце концов, и штатские теперь должны были понять: или баги, или мы. Или драться, или всем погибать.
Но майор ни словом не обмолвился о трагедии с Сан-Франциско. Он взялся мучить одного из нас договором в Нью-Дели, заострив внимание на проблеме военнопленных. Отпустив наконец свою первую жертву, майор задумался, кого бы избрать в качестве второй.
- Мистер Рико, - сказал он.
- Да, сэр.
- Можно ли отказ от освобождения тысячи военнопленных считать достаточно обоснованной причиной для возобновления войны? Учтите, что при возобновлении военных действий могут погибнуть миллионы ни в чем не повинных людей, вернее, почти наверняка погибнут.
Я ни минуты не колебался:
- Да, сэр. Этой причины более чем достаточно.
- «Более чем достаточно». Ладно. А один пленный, которого не хотят отпускать?
Я заколебался. Я знал ответ, но для Мобильной Пехоты. Не было уверенности, что именно это он хочет от меня услышать. Райд нетерпеливо сказал:
- Ну, давайте, мистер! У нас есть верхний предел - тысяча. Я предложил вам обсудить низший предел - один человек. Прошу учесть, что дело серьезнее, чем, например, занятие бизнесом. Хотя даже бизнес требует точного понимания ситуации. Вы же не можете выписать вексель на сумму «от одного до тысячи фунтов». А ведь разворачивание войны гораздо более серьезное дело, чем выдача пусть даже огромной суммы денег. Не будет ли преступлением - вовлечь страну (а на деле две страны) в войну ради спасения одного человека? А вдруг этот человек даже не заслуживает того? Или возьмет и помрет, когда сыр-бор уже разгорится? Тысячи человек погибают ежедневно в катастрофах и несчастных случаях… так стоит ли колебаться из-за одного? А теперь - ответ! Отвечайте «да» или «нет»… Не задерживайте класс.