Тут же образовался новый заговор во главе с обиженным герцогом де Монморанси. Анна Австрийская уведомила принца Орлеанского о его близком восшествии на престол, который он наследует вместе с рукой королевы после смерти короля. Уже обсуждали, как поступить с кардиналом, уже решили его обезглавить, когда Людовик неожиданно для всех начал выздоравливать.
Разумеется, кардиналу донесли о заговоре во всех подробностях, но он не торопился мстить. Это было одной из отличительных черт Ришелье: не действовать сгоряча, дать эмоциям улечься, а врагам успокоиться. Тем страшнее потом обрушивался на их головы карающий удар.
Видя, что кардинал бездействует, заговорщики решили поменять тактику и добиваться от короля отставки кардинала, сгоряча им обещанной. Король увиливал и тянул время не только потому, что боялся Ришелье, но и потому, что понимал: могущество Франции без кардинала немыслимо. Наконец, королева-мать, ставшая со временем одной из самых непримиримых противниц кардинала, "дожала", и Людовик уже взял в руки перо, чтобы подписать соответствующий указ, как вдруг в его кабинете появился Ришелье с просьбой... об отставке.
"Семейные узы для вас дороже короны и счастья подданных - оставляю вас с матерью, супругой и братом, которые не раз доказали свою преданность Вашему Величеству".
Людовик едва ли не на коленях умолил кардинала остаться. Королева-мать сбежала в Бельгию, принц Орлеанский последовал за нею. А герцог де Монморанси, маршал Франции, победитель англичан на море, испанцев и протестантов на суше, был посажен в тюрьму, обвинен в открытом мятеже и приговорен к смертной казни. Возможно, король и помиловал бы человека, родословная которого насчитывала более 700 лет, первого дворянина королевства после принцев крови, молодого, красивого, богатого и... любимого. Но любимого совсем не той, кем нужно. На беду герцога, при нем во время ареста оказался портрет Анны Австрийской с её локоном. Кардинал хранил этот "довод" до последнего и, лишь когда увидел, что Людовик готов помиловать его злейшего врага, заявил, что за Монморанси просит ещё одна особа - королева. И вручил королю злосчастный медальон. Через три часа после этого голова маршала Франции слетела с его плеч.
Последней в долгой череде казней стала расправа над шевалье де Сен-Марсом и шевалье де Ту. Это произошло в 1642 году, а несколько месяцев спустя кардинал слег, поручив вниманию короля нескольких своих доверенных людей, в том числе некоего Джулио Мазарини, будущего кардинала, первого министра и тайного мужа Анны Австрийской.
- Будьте спокойны, - ответил король больному, - ваши желания будут исполнены, но я надеюсь, что ещё не скоро.
То ли король не понял серьезности происходящего, то ли радовался близкой смерти кардинала, как радовался вообще любой смерти в своем окружении, неизвестно. Но от кардинала он вышел даже не с улыбкой, а с громким смехом. Впрочем, он и казнь своего фаворита воспринял с восторгом.
- Сколько мне ещё осталось жить? - спросил больной у окружавших его врачей.
Лишь один из них осмелился сказать:
- Монсеньор, думаю, что в течение ближайших суток вы либо умрете, либо встанете на ноги.
- Хорошо сказано, - тихо заметил Ришелье.
Больше он уже почти ничего не говорил, только перед самой смертью попросил любимую племянницу оставить его одного.
- Помните, я любил вас больше всех на свете. Будет нехорошо, если я умру у вас на глазах.
Кошки оставались вокруг его ложа до самого конца...
Великий французский математик и философ Блез Паскаль как-то заметил, что "господин кардинал не пожелал быть разгаданным". И действительно, вокруг его личности вот уже триста с лишним лет идут острые дискуссии. Но отрицать несомненные заслуги герцога-кардинала никто никогда не мог.
А остальное в конце концов могло быть всего лишь сплетнями.
ТАЙНА МАРКИЗЫ ДЕ ПОМПАДУР
Век восемнадцатый, галантный век, прославился в истории Европы тем, что одновременно три женщины оставили в нем неизгладимый след. Две императрицы: Мария Терезия в Австро-Венгрии, Екатерина Великая в России и маркиза де Помпадур, мещанка, некоронованная королева Франции, которая на протяжении двадцати лет была фавориткой Людовика XV.
Царствующие особы не могли простить ей влияния, которое она имела на короля. Придворные ненавидели за "низкое" происхождение. Она не была ни ослепительной красавицей, ни пылкой любовницей. Почему же король, которого окружали более молодые и по-настоящему красивые женщины из знатных дворянских семей, возвращался к маркизе? Загадка, которую мало кто пытался разгадать, традиционно считая маркизу де Помпадур, урожденную Жанну-Антуанетту Пуассон, "великой куртизанкой" и не менее великой мотовкой...
Когда Жанне-Антуанетте было девять лет, её матери, женщине весьма суеверной, пришла в голову не слишком оригинальная по тем временам мысль: отвести дочь к гадалке, некоей госпоже Лебон. И та произнесла знаменательную фразу:
- Эта малютка в один прекрасный день станет фавориткой короля.
...Настоящая королева Франции, Мария Лещинская, дочь польского короля в изгнании, была на восемь лет старше своего мужа, что, впрочем, не мешало Людовику первые двенадцать лет брака быть почти образцовым супругом. Королева родила ему десятерых детей, и по-прежнему почти каждую ночь король проводил в её спальне. Пока это не надоело самой Марии, женщине очень набожной и малотемпераментной. "Спать, беременеть, рожать... как же это скучно!" - призналась она одной из своих придворных дам. И повела себя, как самая обыкновенная женщина, смертельно уставшая от выполнения "супружеского долга": стала увиливать под всевозможными предлогами. А король... что ж, король был мужчиной. Он стал окружать себя молодыми, веселыми и не слишком целомудренными женщинами. Так началаь эпоха фавориток.
...В начале ноября 1744 года от воспаления легких неожиданно умирает возлюбленная Людовика маркиза де Шатору. Разумеется, никто не сомневался в том, что король обзаведется новой пассией. Назывались имена возможных кандидаток на эту роль, составлялись целые партии в поддержку той или иной герцогини, баронессы, графини. Но время шло, а король, казалось, свято хранил память о последней метрессе. Так продолжалось несколько месяцев. В марте 1745 года на балу-маскараде в честь помолвки дофина к королю подошла изящная маска в костюме Дианы-охотницы. Король заинтересовался её остроумным непринужденным разговором, был явно не прочь познакомиться ближе, но... маска скрылась, успев, однако, уронить надушенный тоними духами носовой платок. Таинственная незнакомка, похоже, прекрасно знала слабое место Людовика: паническую боязнь скуки. Поиск "Дианы", новое приключение - это была слишком хорошая приманка, чтобы король пренебрег ею.
Разумеется, Жанна-Антуанетта, которая жила со своим мужем Шарлем де Этиолем в его родовом замке, "спряталась" так, чтобы король нашел её как можно быстрее. Через несколько дней Людовик и "малютка Этиоль" вместе поужинали. По придворным сплетням, они в тот же вечер стали любовниками. Скорее всего, так оно и было, потому что будущая маркиза де Помпадур впоследствии призналась: в своих отношениях с королем она сделала лишь одну ошибку, которая, впрочем, могла оказаться роковой - отдалась "мужчине своей мечты" в первую же встречу.
Король придумал несколько учтивых фраз, чтобы отделаться от новой пассии, если та вздумает надоедать ему. Но проходили дни, а мадам де Этиоль не появлялась. Ее нигде не было видно, и никто о ней ничего не знал. Второй раз любопытство короля было задето. И его можно понять: женщина не напоминает о себе, не ищет с ним встреч... Может, он оказался не на высоте и разочаровал её как мужчина? Если это так, то нужно немедленно найти её и доказать, что она ошиблась.
Королевский камердинер Бинэ, которому Людовик доверил эту деликатную миссию - разыскать мадам Этиоль, озадачил Людовика ещё больше. Совершенно "случайно" ему стало известно, что мадам влюблена в короля ещё больше, чем прежде. Она страдает от того, что изменила обожающему её мужу, и теперь тот, возможно, убьет её, но зачем ей жить без Людовика? Да, она говорила всем и всегда, что могла бы изменить мужу только с королем, но разве она могла предположить, что её полумечта-полушутка станет действительностью и она окажется в объятиях короля? Теперь ей остается мечтать только о скорой смерти как об избавлении.