«На этот раз я действительно могу умереть».
— Эти данные нужны тебе не меньше чем нам, — сказал Коа Не. – Один миллион.
— Я найду их. И если ты хочешь, чтобы я вернул их вам, когда я получу информацию, которая мне нужна, цена остается прежней – три миллиона. – Самая приятная часть переговоров – это знать момент, когда ты сможешь от них отказаться. Сейчас он достиг такого момента. – Профессионализм имеет свою цену, Коа Не. Соглащайся или забудь. Я смогу найти кого–нибудь, кто сможет заплатить мне намного больше, чем ты – просто, чтобы покрыть мои издержки, разумеется.
— Но какой тебе сейчас прок от богатства?
Если бы это сказал человек, это могло быть воспринято, как жестокая насмешка над умирающим. Но каминоанцы были не настолько эмоциональны, чтобы высмеивать что–либо.
— Я всегда смогу найти способ его использовать.
Коа Не был прав. Ему не нужно было ни больше денег, ни больше власти и влияния; его вообще не интересовала политика. Ему приходилось служить слишком многим политикам, зачастую – в качестве оружия в их интригах друг против друга, и сейчас ему не особо нравилось даже быть Манд’алором, вождем разрозненного мандалорского сообщества.
«Ну и почему меня вообще это волнует»?
Он был вождем кучи разбросанных по галактике Мандо’эйд[1]. Среди них были фермеры, металлурги и их семьи, с трудом сводившие концы с концами на Мандалоре, было немало наемников, охотников за головами, и небольших диаспор, разбросанных по разным концам галактики. Едва ли их можно было назвать нацией. Он не был даже главой государства, во всяком случае, так, как это понимали на Кореллии или на Корусканте. Под конец юужань–вонгской войны у него под началом была всего лишь сотня коммандос, но они делали то, что мандалорцы делали поколениями; выживали в суровых условиях Мандалорского сектора галактики, защищали анклавы мандалорцев, или участвовали в чужих войнах. Он не имел ни малейшего представления, сколько людей, называвших себя мандалорцами, было рассеяно по галактике.
Хотя сотня воинов Мандо все же представляли собой силу, с которой следовало считаться. И каждый мандалорец в глубине души был воином: мужчины и женщины, мальчики и девочки. Их с самого детства учили сражаться.
«Я умру в течение двух лет. Мне семьдесят один. Я должен был прожить еще как минимум тридцать лет».
— Фетт.
«Нет».
— Три миллиона.
«Я еще не умер».
— Два миллиона кредитов, чтобы найти Таун Ве и вернуть ее. Это мое последнее предложение.
«Я сын моего отца. Смерть – это не неизбежность, а риск. Если использовать свой страх для концентрации на деле».
— Я восстанавливаю вашу экономику, — сказал Фетт. Возможно, Коа Не обиделся; с каминоанцами это сказать сложно. – Не оскорбляй меня такой малой надбавкой.
— Ты говоришь это так, как будто вообще не испытываешь эмоциональной привязанности к Таун Ве.
— Это бизнес. Даже если я умираю.
— Если ты согласишься на эту сумму, мы предоставим тебе всю имеющуюся у нас информацию о ней.
«Если бы она была полной, ты бы во мне не нуждался». – Три миллиона.
— Помни, что даже ты один не справишься.
— Всегда так говорят, — сказал Фетт. С этими словами он двинулся к выходу. – Когда я найду Таун Ве, я выставлю полученную у нее информацию на аукцион, чтобы покрыть мои издержки. Начинайте копить деньги.
Фетт ожидал, что Коа Не прибежит за ним на посадочную платформу, как всегда поступали упрямые клиенты, когда к ним возвращался здравый смысл. Но когда он оглянулся назад, платформа была пуста.
«Возможно, у него было только то, что он предложил. Жаль. Это будет или моя последняя охота, или начало новой удачи».
Ему нравились сложности. Да, он полагал, что у него есть шанс на успех. Для охотника за головами год – долгий срок.
Фетт заскочил на мостик «Раба 1» и опустил фонарь[2]. Он потратил целое состояние на третье по счету восстановление своего корабля – и добавление модификаций, о которых даже не мечтал его отец Джанго. Сидя в кресле пилота и глядя на скованный бесконечным штормом океан, он ощущал себя девятилетним ребенком, радующимся тому, что отец взял его с собой на задание.
Когда–то это место было для него домом. Счастливей всего он чувствовал себя именно здесь. С тех пор он никогда не был так счастлив.
Говорят, что когда ты умираешь, твое прошлое проходит перед тобой. Впрочем, люди говорят еще много чего, а он никогда не обращал внимания на сказанное, если ему за это не платили.
Фетт запустил двигатель и поднял «Раба» на стандартную разгонную траекторию. Он должен обнаружить след Таун Ве. Однако Коа Не был прав: какой толк ему сейчас от его богатства? Другие люди оставляли после себя империи, либо имели семьи, чье будущее обеспечивалось их богатством.
2
Так в тексте. Видимо, ошибка автора. Конструкция «Раба 1» по всем источникам не предусматривала подъема/опускания фонаря кабины.