— Значит, вы не собираетесь возвращаться на Корускант?
— А зачем? Мы не бегаем от Тракена. – Хэн протянул под столом руку и взял за руку Лею. Она сжала его кисть так, что онемели пальцы. – И мы не собираемся жить, прячась, на Корусканте. Уж лучше находиться здесь.
— Я понимаю.
— Замечательно.
— Хорошая новость в том, что Тракен, похоже, думает, что вы на Корусканте.
— Ну что ж, это еще одна причина не улетать, так ведь?
— Когда мы выясним, кто принял контракт, мы сообщим вам. – Геджен встал и пожал им руки. В нем чувствовалась зрелость и твердый дух; опытный политик в теле молодого человека. – Если вам понадобится помощь, чтобы найти другое жилье, вы знаете, где меня найти. Если вас смогли выследить мы, возможно, смогут и другие.
— Думаю, я уже знаю, кто меня найдет, — сказал Хэн, наблюдая, как уходит Геджен. Когда он удостоверился, что мужчина исчез в турболифте, он повернулся к Лее. – А ты была довольно молчаливой для крутого дипломата…
— Джедаю не очень–то уместно участвовать в обсуждении политических переворотов.
— Да уж, могу понять, насколько скользкой была эта тема. Как ты проследила его?
— Я наша имя «Геджен» в справочнике номеров коммуникаторов.
Хэн расхохотался. Полная женщина в ярко–оранжевом костюме, который еще больше подчеркивал недостатки ее фигуры, обернулась на секунду, чтобы глянуть на него.
— Забавно, а мы всегда считали подобные вещи сферой «плаща и кинжала».
— Геджену не нужно прятаться. Он представитель легальной политической партии – «Демократического альянса». Эта партия заняла много мест в Кореллианской Ассамблее нынешнего созыва. Вместе с «Кореллианским либеральным фронтом» они формируют самую крупную коалицию, однако сторонники Тракена все же превосходят их по количеству голосов.
— Если эта скотина появится рядом с тобой или детьми, клянусь, я его убью.
— Думаешь, у него есть хоть какой–то шанс против трех джедаев?
— У него – нет. Но есть контракт, вспомни?
— Ты думаешь, это будет Фетт, правда?
— Ну да.
— Нет. Вряд ли Фетт. Зачем ему это? Он спас нас от вонгов.
— Возможно потому, что дело есть дело.
Хэн чувствовал, как что–то распирает его изнутри, и дело было не в большом количестве кафа. Дело было в каком–то животном и иррациональном чувстве, которое заставляло стучать в висках кровь. Это была ярость и страх; страх не за себя, а за Лею, Джейну и Джейсена.
— Тракен раньше делал разные гнусности, но он никогда не заходил так далеко. Не нанимал убийц. Это все меняет.
Ему в голову пришла мысль, чуть не заставившая его вздрогнуть от отвращения.
«На этот раз я убью этого гаденыша. Никто не смеет тронуть мою семью».
Лея отреагировала так, как будто он сказал это вслух. – Нет… ты не будешь связываться с Фетом, и не будешь нанимать его, чтобы убить своего двоюродного брата.
— Мне и в голову это не приходило, — сказал Хэн, и это было правдой. Она видела и чувствовала эту правду, и он это знал. К сожалению, он знал также и то, что он еле смог скрыть тот факт, что для защиты своей семьи он не остановился бы и перед убийством.
— Кроме того, я уже долгое время не имел дела с подобными парнями. Может, сейчас, для того, чтобы нанять кого–то, нужно дать объявление в «Еженедельник охотника за головами». Или звонить их доверенным лицам.
— Именно, поэтому помни, что мы сами можем о себе позаботиться, — сказала Лея. – Я только предупрежу Джейсена и Джейну.
Джейсен: Хэн скучал по нему всегда, когда звонил ему или отвечал на сообщения. Он очень хотел бы поговорить с ним сейчас, и не для того, чтобы протестовать против его действий, а просто услышать его голос. Какое бы безумие не поставило их по разные стороны баррикады, Джейсен оставался его маленьким сыном, и всегда останется, не важно, насколько старше и сильнее станет, или как далеко будет находиться.
«Никто не смеет тронуть мою жену и детей».
Хэн Соло не был прирожденным убийцей. Он хорошо умел сражаться, защищая себя, но никогда раньше он не преследовал кого–то с намерением убить. Все когда–то случается впервые: для него «впервые» будет этот раз.
Погруженный в размышления, Хэн рассеянно взбалтывал остатки кафа ложкой, мимоходом задумавшись о том, почему он до сих пор пенится. Из этого состояние его вырвало то единственное, что с гарантией могло привлечь внимание любого: его собственное имя.
Слова «Хэн Соло» пробились через гул голосов и вопли детей так, как будто в кафе на секунду настала полная тишина.