На верхней площадке дворцовой лестницы их ждала королева, Босс Насс и почетные гости.
Мальчик стоял возле своего учителя и смотрел на парад. Он думал, что зрелище ему должно нравиться, и оно ему нравилось. Он думал, как это здорово, когда тебя чествуют, как; тогда, после финиша гонки — Куай-Гон поднял его над толпой, усадив себе на плечо. Анакин закусил губу.
Он думал о рыцаре, который ушел к Силе.
Он думал о Падме, не сказавшей ему и двух слов с тех пор, как Совет согласился сделать его падаваном.
Он думал о доме, куда он мог не вернуться.
Он думал о матери и хотел, чтобы она могла его сейчас видеть.
Он уже был одет в тунику цвета песка, волосы ему коротко подстригли, как положено ученикам. Он получил все, что хотел. Он должен быть счастлив. И не мог. Он скучал по матери, теперь уже меньше, как будто что-то уже стирало в его памяти ее черты. А теперь он потерял и Куай-Гона, как раз теперь, когда никто другой не мог дать ему чувство надежной зашиты. Ни Оби-Ван, ни даже Падме ему не помогут. Когда-нибудь — может быть. Однажды они сыграют в его жизни важную роль, это он знал наверняка. И в тот день его жизнь навсегда переменится. Но не сейчас. Сейчас он был одинок.
Он почувствовал знакомое прикосновение ладони к плечу, поднял голову. Нет.
Не тот.
— Для тебя начинается новая жизнь, — сказал Оби-Ван.
Анакин вежливо улыбнулся, чтобы не обидеть учителя. Но ничего не ответил.
Он не хотел смотреть на учителя. И не хотел знать, что тот чувствует.
— Знаешь, — продолжал Оби-Ван, разглядывая ликующие толпы народа. — КуайГон всегда не любил больших праздников. Говорил, что людям они необходимы, а потом куда-нибудь прятался, только бы не участвовать. Интересно, как бы он отвертелся от парада?
Анакин пожал плечами.
— Но он бы гордился, узнав, что этот парад в честь тебя тоже, — улыбнулся джедай. Анакин посмотрел на него.
— Ты так думаешь?
Оби-Ван кивнул.
— Да.
Рядом вокруг астродроида отплясывал Джар Джар, его уши развевались по ветру и хлопали.
В пронзительном голубом небе пылало солнце. Внизу через площадь и дальше по городу ползла длинная цветастая лента парада.
В ту ночь Дарт Сидиус стоял на балконе, нависшем над городом. Ночь озарялась множеством праздничных огней. Где-то гремел салют. По всем каналам вещания транслировался праздничный дневной парад, переходящий в неуправляемый ночной карнавал.
Много лет жизни ушло, чтобы создать из Дарта Маула настоящего ситха. Но мальчик не выдержал испытания. Что ж, слабому лучше уйти сразу и не подвергать опасности дело всей жизни мастера… Трудно было предположить, что многие воины-джедаи окажутся настолько слабы. Что-то грызет изнутри армию бесстрашных Рыцарей, разрушает их Силу. Что? Понимание суть победа.
Что ж, мальчик погиб не зря: он нащупал путь. Значит, есть путь, на котором неопытный юнец может убить одного из лучших Мастеров Меча… Каков он, этот путь? Чем определен? Всепобеждающие молодость и глупость или изъян кодекса, порождающий преступление и разъедающий мысли?
Дарт Сидиус приподнял ладонь. Синий ветвистый разряд скользнул по запястью и с треском ушел в металлический узор, тянущийся вдоль каменных перил. Ситх усмехнулся. Права старая поговорка: сила Тьмы — в бессилии Света…
Похоже, время приютских мальчиков, обожающих ритуалы древних насекомых, прошло. Новый ученик должен стать средоточием Силы, он должен стать настоящим Мастером Меча, и испытать его в смертельном поединке должен истинный Рыцарь-джедай. Для этого новый ученик должен будет знать все повадки Света, а значит, первую часть своего обучения он пройдет на Светлой стороне Силы…
Ну а он, Дарт Сидиус, — ситх снова усмехнулся, — когда-нибудь, потом, так и быть, подарит ему эту Галактику…
Роберт Сальваторе
Эпизод II: Атака клонов
«Возможно, в их вареве ртуть…»
Пролог
Его разум поглощал сцены, которые проносились перед ним так же, как умирающий от жажды в пустыне поглощает неожиданно найденную воду. И они, действительно, были похожи на воду… такие прохладные, спокойные… и обычные.
Сцены из жизни, о которой он всегда мечтал. Его семья, его близкие и друзья… он знал, что они все здесь, хотя узнавал только маму.
Так должно было быть. Тепло и любовь, смех и покой. Ему всегда хотелось, чтобы было так. Он мечтал, чтобы так было. Молился, чтобы так стало. Светлые, добрые улыбки. Смешные беседы (хотя ему никак не удавалось расслышать хотя бы слово). Дружеские похлопывания по плечу.
Он попытался присмотреться внимательнее. Может быть, на этот раз он узнает их лица? Может быть, на этот раз среди друзей будет еще один?
Он видел, как улыбается ему мама, она больше не была рабыней. Ее ждала веселая и радостная жизнь.
Мама шла к нему, лицо ее сияло от гордости за него. Она улыбнулась…
…чуть шире.
На мгновение он подумал, что воспринимает все слишком сильно, но улыбка исказилась…
…трансформировалась…
Он вдруг испугался.
Движения фигур стали медленными и затрудненными, налились тяжестью.
Нет, не тяжестью, обжигающим теплом. В лицо ударило пламя, он задохнулся от жара.
Сквозь зыбкую пелену горячего воздуха лица казались странными, перекошенными, как от боли.
Он хотел окликнуть маму, спросить, чем может помочь… и с ужасом обнаружил, что не в силах издать ни единого звука. Он не мог даже дышать, обожженные легкие слиплись в горячий комок боли.
Фигуры застыли, стали прозрачными, как стекло.
Из глаз матери крупными каплями, словно слезы, потекла кровь.
Он протянул руки, но от его прикосновения стекло треснуло. Он слышал, как с тихим звоном опадают на пол мелкие прозрачные чешуйки.
Он закричал: «Не надо!» И от звука его голоса все рассыпалось в мелкое блестящее крошево…
Он обнаружил, что лежит в изнеможении на койке: дыхание сбито, и, похоже, восстановить его удастся не скоро, глаза широко раскрыты, лоб мокрый от холодного пота.
Сон. Всего лишь сон.
Пришлось повторить себе эти слова несколько раз, как заклинание. Это — всего лишь сон.
Или нет?
В конце концов, он же умел видеть то, что еще только произойдет.
Из рубки донесся знакомый голос. Учитель звал его.
Надо было стряхнуть с себя дремоту, сконцентрироваться на происходящем и пойти к учителю. Ага, легче сказать, чем сделать…
Потому что он опять видел маму — как ее тело рассыпается осколками…
Может, рассказать все учителю? Но поможет ли он? Сумеет ли? Мысль растворилась. Нет, это все личные глупости — учителю не до того. Во-первых, скажет он, твое обучение не закончено, падаван. Во-вторых — нам нужно уладить пограничный конфликт, ведь для этого мы и улетели с Корусканта. Расслабься, перестань городить чушь, сфокусируйся на насущных делах…
Нет бы просто сказать: «Наблюдай за мной и запоминай, что увидишь. И всегда помни: реальность определяется только твоим восприятием. Держись возле меня, и все будет хорошо».
Как хотелось услышать именно эти слова. Нет, конечно, не только эти. Еще он хотел бы узнать…
А еще он хотел бы поскорее вернуться на Корускант. Ему так нужно поговорить с тем, кто не будет отмахиваться от него и говорить:
«Не сейчас».
Надо переговорить с канцлером Палпатином, получить одобрение и совет. Все эти десять лет канцлер внимательно следит за его успехами, как и обещал. И распорядился, чтобы в любое время пропускали к нему его юного друга. Так и сказал: моего друга. А еще он сказал, что когда-нибудь его юный друг станет сильнее любого джедая.
Вот он, ответ. Только самый сильный сумеет сохранить хрупкие фигуры в целости. Наверное.
— Эй! — опять услышал он голос учителя. — Анакин, иди сюда!
Глава 1
От всего остального мира двор водосборной фермы был отделен не только изгородью, по которой пропущен электрический ток, но и невысоким песчаным валом, на котором и установлена преграда для незваных ночных гостей. Здесь, поставив ногу на гребень насыпи, стояла женщина Усталое лицо, на котором ранние морщины постепенно стирали красоту, было запрокинуто к черному небу и ярким россыпям звезд. В густых волосах женщины давно уже серебра было больше, чем тьмы, хотя, если судить по фигуре и движениям, ей было едва за сорок.