– Ладно… Хорошо… Согласен. Шварц, Македонский, Ленин… – понизив голос, сказал доктор. – И Владимир Валентинович.
– И Организация! – напомнил князь. – Все вместе – это шанс. Серьёзный шанс.
Доктор с сомнением покачал головой.
– Аппарат профессорский, конечно, гениальное изобретение, но князь вот говорит, что это – только половина дела. Вы представляете, чем нужно его дополнить, для того чтоб, как вы с князем собираетесь, диктовать свою волю всему миру?
– В общих чертах представляю, – кивнул князь. Семен Николаевич вопросов не задавал. Они были настолько очевидны, что ответы должны были появиться сами собой.
– У нас есть силы сделать это?
– У нас? Нет, – спокойно откликнулся товарищ.
– Ну, а о чем тогда разговор?
Несмотря на свой пессимизм, доктор-таки надеялся услышать «есть», но разговор не оборвался.
– Разговор о том, что мы должны привлечь к проекту иные силы.
– К проекту? Что за «проект»?
– Тот, который станет называться «Власть над миром», – после минутного молчания сказал, наконец, князь. – Совсем рядом с нами есть сила, которую мы можем использовать.
– Большевики?
Доктор догадался легко – в Советской России других сил попросту не было.
– Разумеется, большевики… Ну самого себя со счетов не сбрасывайте. Вы в этом плане очень серьёзная фигура.
Доктор попытался угадать.
– Вы предлагаете Владимиру Валентиновичу перейти на службу к «товарищам»?
В голосе непонятно чего было больше – недоумения или брезгливости. Князь ответил явной насмешкой.
– К сожалению, ваше предложение, доктор, нереально. Большевики не допустят потомственного дворянина до такой работы. Тут нужен чужой человек.
– Чужой? – переспросил Семен Николаевич.
– Чужой, – подтвердил с усмешкой князь. – Чужой человек с головой Владимира Валентиновича.
– Документики попрошу, граждане…
В разговоре они не заметили, как дошли до столба с милиционером. Тот поднес руку к форменной шапке.
К счастью для них, в Советской России паспорта отменили как проявления царской отсталости и деспотизма, так что документом мог стать любой клочок бумаги с синей печатью.
Семен Николаевич протянул билет профсоюза кожевников и вопросительно посмотрел на доктора. Уж кому-кому, а ему-то опасаться было вовсе нечего. Не голь перекатная, а настоящий профессор психологии, на совслужбе состоит. Только отчего-то не спешил доктор доставать документы. Милиционер отошел к фонарю и, шевеля губами, начал читать, изредка поглядывая на задержанных.
Вернув бумаги, пробормотал что-то вроде «спасибо» и уже твердым голосом спросил профессора.
– А ваши, гражданин?
Доктор вместо ответа чуть наклонился вперед и встретился с ним взглядом. Милиционер вздрогнул и застыл.
– Оставьте его, доктор, – брезгливо прошептал князь. – Зачем?
– Пойдемте князь, пойдемте, – потащил его Семен Николаевич. – Нечего смотреть…
Оба знали, что сейчас случится. Доктор догнал их через минуту. Князь оглянулся. Милиционер, по-прежнему стоя под фонарем, неторопливо подносил к виску ствол.
Они сделали несколько шагов, когда позади раскатисто ударил выстрел.
– «Наган»? – спросил Семен Николаевич.
– Скорее «маузер», – возразил князь и повернулся к доктору. – Это вы его?
Доктор хищно оскалился.
– Нет. Это он сам себя…
Князь пожал плечами, словно не знал, как отнестись к тому, что только что произошло на него глазах.
– Ребячество какое-то, ей-богу… Вас бы в Кремль запустить с вашими-то талантами… И бомбы никакой не нужно.
– Нет уж, увольте, – криво усмехнулся доктор, – там и своих таких хватает…
СССР. Москва
Апрель 1929 года
Теперь в голове профессора не стало перегородки, отделявшей русского профессора от профессора немецкого. Он вспомнил все. Организацию «Беломонархический центр», задачу, поставленную пред ним товарищами по Организации, и итог двухлетней жизни с чужим сознанием.
Когда он давал согласие на все это, знал, что это должно будет кончиться. Только вот кончилось все не так, как планировалось. Его должны были ввести в старую личность незаметно для окружающих. Паролем, отпирающим его сознание, был вид Московского Кремля в определенной цветовой гамме и несколько слов на латыни.
Ввести должен был свой доктор, член Организации, но жизнь распорядилась по-своему.
Кто ж знал, что большевики наладят выпуск конфет? Кто мог подумать, что изображение Кремлевской стены окажется за хрустальным графином и что день будет солнечным?