— Сын Дочери!
Воображение увело Кинкара так далеко, что, оборачиваясь на зов, он схватился за рукоять меча — столь неожиданным оказалось пробуждение к реальности. Из люка башни показалась голова Риджена. Оруженосец Вэрда не стал подниматься выше.
— Сын Дочери! Стир хочет поговорить с тобой.
— Стир… он…? — Кинкар не договорил; ответ можно было прочитать в глазах Риджена.
Хотя Вэрд слег много дней назад, Кинкар до сих пор не решался поверить, что конец недалек. Старый военачальник бывал нездоров и раньше, он уже настолько приблизился к Великому Лесу, что, казалось, мог слышать шелест ветра в его ветвях. И все-таки каждый раз он возвращался, и снова Стир оказывался крепко зажат в его иссохшем кулаке. Невозможно было представить себе замок без Вэрда.
Кинкар на секунду задержался в зале перед входом в комнату лорда, чтобы стащить шлем и сбросить накидку. Затем он вошел, держа обнаженный меч за лезвие, чтобы подать его рукояткой своему сюзерену.
Несмотря на теплую погоду, в очаге горел огонь, на кровати лежала гора сплетенных из меховых полосок одеял — что-то вроде кокона вокруг сморщенного тела. Вэрд сидел, опершись спиной на подушки. Лицо его казалось бело-синим пятном на фоне темного меха, но взгляд был ясен, и он даже смог в знак приветствия прикоснуться скрюченным пальцем к рукояти меча.
— Сын Дочери, — голос его слабо шелестел, жизни в нем было куда меньше, чем в глазах старика. Затем наступила тишина, будто Вэрд вложил в эти слова все оставшиеся в нем силы. Но он тут же снова поднял палец, знаком приказывая Риджену открыть крышку сундука, придвинутого к кровати.
Под пристальным взглядом Вэрда Риджен извлек из сундука три свертка и развернул их. Кинкар увидел пластинчатые металлические латы, радужно отливавшие змеиной кожей, меч в ножнах и, наконец, узорчатую накидку, на груди которой красовался незнакомый Кинкару герб. Юный воин привык думать, что он знает все боевые доспехи Вэрда, ведь в отрочестве ему частенько приходилось их чистить. Но ничего подобного юноша раньше не видел. Должно быть, эти вещи сделал настоящий художник, и вряд ли где-нибудь можно было увидеть равные им, разве только в оружейных Властителей Неба.
Латы, меч и накидка лежали в ногах кровати, и Вэрд, прищурясь, смотрел на них.
— Сын Дочери, — указующе поднялся дрожащий палец. — Возьми свое наследство…
Кинкар прикоснулся к чудесным латам. Но, как ни взволнован он был подарком, в нем шевельнулось беспокойство. Церемонное обращение Вэрда внушало какую-то смутную тревогу.
— Благодарю тебя, Стир, — начал он несколько неуверенно, но Вэрд нетерпеливым движением руки заставил его замолчать.
— Сын Дочери… возьми… это все твое наследство… — задыхаясь, проговорил он.
Кинкар крепко сжал латы. Наверное, он ослышался. По всем законам Горта, ему, Сыну Дочери Графства, полагалось значительно большее, чем пластинчатые латы, меч и накидка, как бы хороши они ни были!
Риджен, приблизившись, поднял накидку и широко ее развернул, чтобы Кинкар мог хорошенько разглядеть герб. Тот чуть не задохнулся от изумления — настолько странны были эти изломанные линии молний, между которыми поблескивали звезды. Кинкар облизнул пересохшие губы. Ведь это же… это же…
Сморщенный рот Вэрда скривился в подобие усмешки. «Сын дочери, — прошептал он. — Сын Властителя Неба — вот твое наследство».
Пластинчатые латы выскользнули из онемевших рук Кинкара. Потрясенный, он обернулся к Риджену, ища поддержки. Но оруженосец лишь согласно кивал.
— Это правда, Сын Дочери. Частью ты — кровь и плоть Властителей Неба. В тебе течет и наша кровь, но место твое — там, у Властителей. До нас дошли слухи, что мятежники собираются разыскать всех подобных тебе. Они замышляют дурное.
— Изгнание? — Кинкар все еще не мог поверить в то, что слышал.
Риджен покачал головой.
— Нет, не изгнание, Сын Дочери. Но в Стире сейчас находится человек, который неминуемо поднимет мятеж против тебя. Ты должен уйти, пока Стир еще с нами. Уйди от Джорда раньше, чем он станет Стиром…
— Но ведь Сын Дочери — я!
— Все, кто живет в этих стенах, знают о твоем происхождении, — медленно сказал Риджен. — Многие из них обнажат свой меч за тебя, если ты развернешь знамя морода. Но есть и другие, и они не хотят, чтобы графством правил человек чужой крови. Брат пойдет на брата, сын на отца, если ты объявишь себя Стиром.