— Верно, — согласился второй.
— КПД самый высокий, поэтому и хороша эта машина в эксплуатации. — Первый опять подмигнул Димке.
— Что-то я не знаю такой машины, — мрачно сказал Димка.
Первый парень, худой и прыщавый, откинул со лба черную челку и выкатил на Димку лакированные глазки:
— Не знаешь? Слышишь, Игорь, человек не знает самосвала «ОМ-28-70»!
— Молодой еще, — улыбнулся Игорь, человек с крепким и широким лицом. Разговаривая, он поднимал ладонь, словно что-то на ней взвешивая. Он вытащил бутылку и показал. Оказалось, что самосвал «ОМ-28-70» — это «„Особая московская“ — 28 рублей 70 копеек». Страшно довольный, черноглазый малый безумно хохотал.
— Это нас вояки по дороге в Москву разыграли, — проговорил он задыхаясь. Отсмеявшись, предложил знакомиться. — Шурик, — сказал он и протянул руку Гале, которая все это время безучастно смотрела в окно.
Галя обернулась к нему холодным лицом манекена. Она умела делать такие лица.
— Александр Морозов, — поправился черноглазый и привстал. — А это мои друзья — Игорь Баулин и Эндель Хейс.
Галя небрежно кивнула головой и снова отвернулась. Димка разозлился на нее и сказал:
— Ее зовут Галка. А я Димка Денисов. А это мои друзья — Юрий Попов и Алик Крамер. Идите сюда, ребята!
Алик уже давно остро поглядывал из-за «Паэзе сера», изучал типажи. Юрка, не отрываясь от «Спорта», пересел поближе, ткнул в грудь Энделя Хейса и спросил взволнованно:
— Слушай, как ты думаешь: припилят наши в баскет американцев?
— Цто? — тонким голосом спросил гигант и покраснел.
— Он по-русски слабо кумекает, — улыбнулся Игорь.
Проводник принес чай. Черноглазый, несколько обескураженный каменным лицом Гали, вскоре снова разошелся. Он сыпал каламбурами, анекдотами, корчил такие рожи, что Юрка уже не спускал с него глаз. Алик положил газету на стол. Черноглазый ткнул пальцем в фотографию Брижит Бардо на первой странице и сказал:
— Артисточка эта на вас смахивает.
Напряженно прикрыл один глаз.
О, как Галя умеет улыбаться!
— Вы находите?
Черноглазый Шурик радостно засиял.
— Должен вам прямо сказать, что вы ужасно фотогигиеничны. Ха-ха-ха!
«Страшно люблю таких психов в компании», — подумал Димка.
Ребята охотно поддержали тон Шурика: дурачились изо всех сил. Игорь достал карты, а Алик стал учить новых знакомых играть во французского дурака. Даже огромный Эндель развеселился и пищал что-то своим тоненьким голоском. Начало путешествия складывалось приятно. Поезд летел в красной закатной стране. Электричество в вагоне еще не включили, и от этого было как-то особенно уютно. Тени на лицах и блики заката сквозь хвойный забор, вокруг блестят глаза, и открываются в хохоте рты. Какие славные ребята наши попутчики! И вообще все о\'кей! В мире полно смешных и благожелательных людей. Поезда ходят быстро, в них уютно играет радио.
Все вскочили, отдавая честь, потому что вышел король, а Димка остался сидеть. Его затормошили, Юрка хлопнул картами по носу, но он отмахнулся.
Димка встал.
— Я покурить. — И пошел в тамбур.
Поезда уходят быстро от родных мест, но в них есть радиоузлы, где крутят душещипательные пластинки. Черт бы их побрал! Иная песенка может выбить из колеи даже мужчину, выжимающего правой рукой шестьдесят.
— Ничего, это с ним бывает, — сказал Юрка, — поехали дальше!
И все закричали:
— Бонжур, мадам! — потому что вышла дама.
Димка курил в тамбуре, и ему было стыдно. «Видимо, я все-таки слабак, — думал он. — Всем ребятам тяжело, но они держатся. Даже Галка. А меня словно кто-то за горло взял, когда стали крутить эту пластинку: „Я жду тебя, далекий ветер детства, погладь меня опять по волосам“. Ветер детства, такого еще близкого, что там говорить! Он только там, этот ветер, больше нигде его нет для меня. Летает по переулкам медленно и властно, как орел. И вдруг со свистом — под арку „Барселоны“, а мама из окна:
— Дима, ужинать!
Ребята кричат:
— Димка, выйдешь?
— Дмитрий, сколько раз тебя нужно звать?
— Димка выйдешь?
А ветер детства уже заполнил все и распирает стены. Мама любила гладить по волосам до тех пор, пока я не устроил ей скандала из-за этого. Теперь ночью подходит и гладит — и ветер детства сквозь кирпичи и стекла… Все, покончено с этим ветром. Ему не долететь до Балтики».
Димка открыл дверь вагона, и резиновый ветер открытой земли дал ему в грудь.