Тра-ля-ля! Поехали исследовать разные ветры! Бриз — это прибрежный ветер. Муссоны дуют летом с моря на сушу, зимой наоборот. Пассаты — прекрасные ветры (это у Джека Лондона). Бора — в Новороссийске (где это он читал?). Торнадо — кажется, в прериях.
Географы и синоптики различают ветры по направлению и по силе. А кто их различает по запаху? Музыканты, что ли? Художники, наверное, умеют различать и по цвету. Боже мой, как только не пахнут ветры! Вот этот резиновый, на ощупь он каждую минуту разный. Сейчас дохнул морской травой и навозом. Опушка леса наполовину уже погружена в темноту, а лужа возле полотна пылает смесью всех цветов, словно палитра. И рядом апатичная лошадь с продавленной, как старый диван, спиной. Телега оглоблями вверх. Босой мальчишка. Одинокая изба по краю леса. Прошлогодний стог. Запах мокрой травы и навоза. Запах старины. До боли все это знакомо. Все это уже когда-то было. Когда? Попытайся вспомнить. Опушка мелькнула и исчезла. В дороге не только исследуют, но и вспоминают. К сожалению, никогда нельзя вспомнить до конца.
— Кукареку! — закричали в вагоне, потому что вышла десятка. Эндель опять зазевался. Брижит Бардо встала и, очень грациозно спотыкаясь, выбралась из купе.
Димка стоял лицом к двери и беспощадно дымил. Галя увидела его плечи, обтянутые черной фуфайкой, мускулистую шею, и ей неудержимо захотелось провести ладонью по его затылку снизу вверх, чтобы почувствовать мягкую щетку волос. Она это сделала. Димка резко повернул голову и отскочил.
— Ты что?! — гаркнул он. — Чего тебе надо?
— Дайте мне сигарету, капитан, — сыграла Галя.
— Ты уверена, что Брижит Бардо курит? — буркнул Димка и протянул ей сигарету.
Несколько минут они курили, молча глядя на огромную равнину, покрытую кустарником.
— Ты думал о доме? — вдруг спросила Галя, и Димка снова вздрогнул.
Он посмотрел ей в лицо и сказал:
— Да.
Галя отвернулась. Плечи ее дрогнули.
— Мне страшно.
— Что ты, первый раз из Москвы уехала?
— Конечно. Я дальше Звенигорода нигде не была.
Димка взглянул на Галино лицо, ставшее детским, и почувствовал себя слюнтяем и мягкотелым хлюпиком; ему захотелось вытереть этой девочке влажные глаза, погладить ее по голове и сказать ей что-нибудь нежное. Он ударил ладонью по ее плечу и бодро воскликнул:
— Не трусь, детка! Держи хвост пистолетом!
Галя отпрянула.
— Слушай, почему ты так со мной обращаешься? Я ведь тебе не Юрка и не Алик.
— Что я тебе сделал?
— Дима, мы ведь уже не дети.
— Это она мне говорит! Сама разнюнилась, как…
— Я не то имею в виду.
— А что ты имеешь в виду?
Брижит Бардо улыбнулась. Димка терпеть не мог этих ее улыбок, особенно когда она так улыбалась другим.
— Знаешь, — крикнул он, — лучше бы ты осталась дома!
Хотел уйти, но в это время в тамбур влезли Юрка, Алик Шурик, Игорь и Эндель, а потом полезли и другие пассажиры мужчины. Оказывается, поезд подходил к крупной станции.
Когда появились перрон и здание вокзала, Галя снова почувствовала, что ее деликатно взяли за талию, и прямо над ухом прогудел ласковый командирский басок:
— Разрешите продвинуться, землячка, не знаю, как величать.
Рыжий ус лез в глаза. Воняло сивухой. Юрка просунул вперед плечо и мощно притер рыжеусого к стенке. Галя оскорбительно засмеялась.
Внимание станционных служащих, местных жителей и железнодорожной милиции было привлечено весьма экстравагантной группой молодых людей. Удивительная златоволосая девушка в голубой блузке с закатанными рукавами и в черных брючках выше щиколотки прогуливалась по перрону в компании трех насупленных парней в черном. Один из парней носил очки и бородку. Поскольку на станции привыкли терпеливо относиться к пассажирам скорых поездов (к тому же, черт их знает, может, иностранцы), милиция и должностные лица сохраняли полное спокойствие, не выпуская в то же время указанную группу изпод цепкого наблюдения. На вокзальном скверике вокруг гипсовой девы с веслом собралось много местной молодежи.
— Э, ребята, смотри, какие гуси!
— Не гуси, а попугаи.
— Ты его, приятель, примечай, может, он заморский попугай…
— Почему же попугаи? Очень скромно и удобно одеты.
— Молчи, Зинка. Сама стиляга.
— Девка-то, девка, Господи ты Боже мой!
— А этот очкарик с бородой в дьячки, что ли, собирается?
— Сейчас мода в Москве под Фиделя Кастро.
Ребята остановились возле скверика и эффектно «хлопнули» по стакану газировки. Димка сказал:
— Волнение среди аборигенов.
Шурик, Игорь и Эндель долго не могли успокоиться, они охали и держались за животы.