Шеррил позвонила через два дня. Разговор вышел очень коротким.
— Есть человек, который полностью в курсе дела. Но здесь, в Штатах, он абсолютно недосягаем. К счастью для тебя, сейчас он находится в другой стране, где теоретически возможно организовать с ним беседу. Делаешь ставку или пас?
— Играю, — не раздумывая ответил Бейтс.
— Тогда лети в Боготу и из аэропорта позвони сеньору Хорхе, запиши номер телефона… Чао.
— О’кей, — машинально пробормотал астронавт частым гудкам отбоя.
Получить туристическую визу в Колумбию оказалось делом пустяковым. Билет, деньги, быстрые сборы, звонок на службу — события нанизывались на нитку времени так плотно, что только сев в кресло красно-белого «Боинга-767» колумбийской «Авианки», Бейтс, наконец, собрался с мыслями, чтобы подумать, куда и зачем он летит. Но и тут ему не повезло. Через два часа после взлета, в районе Багамских островов, ровно скользивший на крейсерской высоте лайнер совершенно неожиданно для пассажиров — впрочем, и для экипажа тоже, — провалился в «воздушную яму». Падение длилось секунд пять, и все непристегнутые пассажиры, а также свободно лежавшие предметы взмыли к потолку.
Бейтс оказался одним из немногих, оставшихся на своем месте, поскольку в силу профессиональной привычки никогда не расстегивал в воздухе ремней безопасности. Даже для его тренированного вестибулярного аппарата столь резкое снижение было неприятным: чего же говорить о прочих пассажирах!
Со дна «ямы» бил мощный восходящий поток, и «Боинг», словно подброшенный гигантской катапультой, с хрустом взлетел примерно на километр вверх. Судя по ощущениям, прикинул Бейтс, перегрузка вышла побольше двукратной. Разумеется, все плававшие под потолком предметы, как одушевленные, так и неодушевленные, со значительным ускорением ахнулись о кресла и пол. Десятка три пассажиров поломали себе кости.
По решению командира лайнер экстренно сел в Майами, и часа четыре техники придирчиво изучали состояние различных элементов фюзеляжа, крыльев и двигателей. Никаких видимых повреждений они не нашли, однако рейс отложили до следующего утра. Бейтс прекрасно выспался, отлично поел за счет «Авианки» и прилетел в Боготу в прекрасном расположении духа.
Сеньор Хорхе оказался на месте, не задал ни единого вопроса и через полчаса заехал за Бейтсом на довольно потрепанном «рено» мышиного цвета. Кварталы городской окраины расступились в 10 минутах езды от аэропорта, и под колесами машины зашуршал асфальт шоссе, забитого огромными грузовиками, запряженными в двуколки мулами и балаганного вида автобусами.
Какое-то время по обеим сторонам дороги толпились эвкалиптовые рощи, разделявшие луга с сочной зеленой травой. Но потом сеньор Хорхе свернул налево, дорога круто пошла вверх, к безлесному гребню недалекой цепи холмов. Аэродром в Боготе лежал на высоте 2600 метров, так что перевал явно находился за трехкилометровой отметкой.
По мере подъема растительность исчезала и ближе к перевалу остались лишь жесткая бурая подстилка из иссушенных трав да кактусовые лепешки, тут и там бессмысленно торчавшие из каменистой земли.
У Бейтса начало позванивать в голове и ломить виски. Сказывалась разреженность воздуха. Но в этот момент дорога очень кстати выбралась на перевал, с которого стремительным серпантином бросилась в скрытую веселыми кучерявыми облачками долину. Через 20 минут головокружительного спуска, вызвавшего не менее сильные ощущения, чем недавнее падение в «воздушную яму», асфальтовая лента распрямилась и легла на дно долины. Бейтс с наслаждением вдыхал жаркий, влажный воздух, напоенный тысячей манящих ароматов. Вокруг густой стеной стояли банановые заросли, отгороженные от шоссе красно-бело-малиново-розовой пеной цветущих кустов бугенвиллы.
Тут и там у дороги высились горы апельсинов, мандаринов. На шестах, лежавших поперек надежно, на века, врытых в землю столбов, висели гроздья бананов. Над ними гудели рои мух, и поэтому торговавшие фруктами голопузые мальчуганы сидели в теньке чуть поодаль. Машину подбросило на ухабе, и из-под водительского сиденья выполз потертый приклад короткоствольного автомата. Безразличным пинком сеньор Хорхе загнал его назад. Бейтс про себя фыркнул от смеха. Романтика тропической глубинки, где мужчины словно дети не расстаются с оружием, где девушки скромно опускают глаза, встретившись со взглядом незнакомого мужчины, а морщинистые и щетинистые старики коротают солнечные дни за бутылью теплой водки из сахарного тростника, — эта романтика брала Бейтса за душу. В чем-то астронавт сам был большим ребенком…