– Ты еще на Библии поклянись! – проквакала тетя Ингрид.
Тетя Сильвия подошла к Ксении, обняла ее и сказала:
– Понимаю, что у тебя нет оснований верить моему заявлению, но, клянусь, я любила Макса и Веру, поэтому у меня не было ни малейшей причины желать им смерти. И я полностью поддерживаю тебя, дорогая, в том, что касается идеи с частным детективом. Параллельное расследование не помешает, и то, что прокуратура упустит или на что не обратит внимания, отыщет именно он! И я уверена, что организатор убийства моего брата и его жены понесет заслуженное наказание, причем весьма скоро. Все же семнадцать лет – слишком долгий срок, и ждать дольше нельзя.
– Спасибо, – прошептала Ксения.
– А вы? – продолжила Сильвия, обращаясь к прочим родственникам. – Готовы ли вы здесь и сейчас поклясться, что не имеете отношения к гибели Веры и Максимилиана? Или только я готова к этому?
Тетя Агата ответила дрожащим голоском:
– Сильвия, не понимаю, чего ты этим добиваешься! Но мне не в чем упрекнуть себя! И как ты могла подумать, что я причастна к этому ужасному преступлению! И вообще, я была в тот день здесь, в Эльпараисо, и ни при каких обстоятельствах не могла подложить бомбу в самолет, который летел из Венесуэлы!
– Ах, как трогательно! – расхохотался дядя Лукас. – Агата, как обычно, разыгрывает из себя особу, которая и мухи не обидит! И почему ты решила, сестренка, что тот, кто подложил бомбу, должен был непременно находиться в Венесуэле? Насколько мне известно, никто из нас в то время не был в Каракасе. А ведь самолет взорвался!
– Это лишний раз доказывает, что мы не имеем к этому трагическому событию ни малейшего отношения, – произнес Рудольф, и мать одарила его одобрительным взором, в котором можно было прочесть: «Какой ты умный, мой мальчик!»
Дядя Лукас хмыкнул:
– Если это что-то и доказывает, племянничек, то только следующее: убийца – или убийцы – были чрезвычайно изворотливы. Они что, положили бомбу с часовым механизмом на видное место, где-нибудь между чемоданом с тряпками Веры и саквояжем с бумагами Максимилиана? Доведись мне совершить подобное преступление, я бы запихнул бомбу подальше от любопытных глаз.
– А что, дядя, вам доводилось совершать преступления? – парировал Рудольф.
Дядя Николас хохотнул и сказал:
– Молодец, Руди! Этот старый наркоман наверняка готов за пару лишних миллионов перерезать глотки всей семье. Если кого и стоит подозревать, так это его!
– Но как же некто, не находясь в Венесуэле, мог подложить бомбу в самолет? – спросила Эрика.
Дядя Лукас просветил ее:
– О, я уверен, что убийца мог бы сообщить нам массу интересного, но ведь он будет молчать, пока его не припрут к стенке. Его или ее. Или, скорее всего, их, так ведь, братик?
Он с вызовом посмотрел в сторону дяди Николаса и тети Ингрид.
– Учти, еще одно подобное замечание, и ты поплатишься за это! – прошелестел, серея лицом, дядя Николас. Его борода воинственно торчала, а трубку он зажал в кулаке, как кинжал.
– И что произойдет тогда, братец? – продолжал издеваться дядя Лукас. – Я вернусь в свою квартиру, сяду на унитаз – и бамс, в самый ответственный момент, когда я спущу воду, сдетонирует спрятанная тобой в бачке нейтронная бомба? – Дядя Лукас победоносно оглядел всех, кто находился в Круглой гостиной, и сказал: – Тебе нужна моя клятва, Ксения? Ну, изволь – хотя у меня никогда не было особенно теплых отношений ни с твоей матерью, ни с твоим отцом, но я и не думал их убивать.
– Так я тебе и поверил! – процедил дядя Николас.
– А что с тобой, старый плут? – ответил дядя Лукас. – Или ты предпочитаешь оставить нашу прелестную племянницу, которая, кстати, унаследует скоро все миллиарды, без ответа? Я бы так хотел, чтобы ты признался в том, что убил Макса и Веру: обещаю, я буду навещать тебя в тюрьме на Рождество и приносить завернутый в салфетку кусочек кремового торта и судок с жареной бараниной в чесночном соусе. Твоим сокамерникам такой аромат понравится!
Лицо дяди Николаса налилось кровью, он задрожал. Вместо него ответила тетя Ингрид:
– Ксения, ты, неблагодарная девчонка, хочешь от нас каких-то признаний? Если бы не мы, то ты скончалась бы от горя! Я была всегда рядом, утешала тебя, Руди вместо того, чтобы делать уроки, играл с тобой...
– Ага, таскал несчастную племянницу за косы и талдычил про порнофильмы, – вставил дядя Лукас, но тетя Ингрид сделала вид, что не услышала этого замечания.
– ...и теперь мы вынуждены выслушивать твои обвинения и гадкие слова этого опустившегося человека, – она указала пальцем, на котором переливался крупный бриллиант, на дядю Лукаса. – Так и быть, я сделаю это! Но запомни, настанет момент, когда ты поймешь, что была к нам несправедлива. И знаешь, когда этот момент наступит? Когда этого друга распутных девиц, который имеет несчастье быть братом моего драгоценного супруга, арестуют. Если кто и совершил мерзкое преступление, так это Лукас! – Тетя Ингрид, сверкнув глазами и полыхнув бриллиантом, отчеканила: – Ни мой муж, ни я сама, ни, разумеется, мой сын, которому в то время не было и десяти лет, не имеем ни малейшего отношения к взрыву бомбы, унесшему жизни твоих несчастных родителей. Ты довольна?