Но судьба всегда держит в одной руке сахар, в другой соль. Счастье но столько отравляется чем-то извне, сколько носит отраву в себе. Серго спохватывается: что-то сейчас дядя Авксентий думает? Гонит обратно не по дороге, а напрямки. Впереди река. И обоих, всадника с лошадью, охватывает мимолетное сомнение. Серго подмечает нерешимость, тревогу в ушах лошади, заносит руку, чтобы ударить но крупу, но тут же понимает: сомнения напрасны Мерами приближается к берегу, плавно сбрасывая ход. И все-таки придется спешиться, иначе распаленный конь может напиться, и тогда… Не выпуская поводья, соскальзывает с седла, берет Мерани под уздцы, сводит его в воду, которая не выше колен…
Вдруг Мерани вырывает поводья и припадает, жадно хлюпая, к подо. Сорго н ярости ухватывается на поводья, тянет к берегу, но Мерани не уступает — пьет, пьет…
Уже пет ощущения счастья — есть сознание непоправимости, предчувствие беды. Солнце скрывается в туче, разлегшейся, на западной гряде гор. В теснине темно и сыро, Квадаура, шурша камнями, ревет смятенно и угрожающе. Серго уже не скачет, а едет шагом, задыхаясь от горя. Молится, проклинает себя, горько насмехается над собой. Мерани похрипывает, покрывается пеной. Говорят, коня его же ноги воруют. Нет! Ты украл коня. Ты — вор.
Молния раскалывает черное небо, ослепив одинокого всадника. Конь тяжело дышит. Вот он спотыкается на ровной дороге… Уже виден дом дяди Авксентия. Огибая излучину на выезде из ущелья, Серго чувствует и понимает: все. Правая нога его касается земли — едва успел Выдернуть из уже прижатого стремени, как лошадь грянулась на правый бок. Мерани надсадно хрипит, старается подняться, мотая взмыленной шеей. Бьется у ног Серго — точно подстреленный. Выгнув к мальчику голову, смотрит дивным, но уже не огневым глазом. Все еще не понимая, и вернее, не желая понимать, что случилось, Сорго дергает за повод. Мерани бьется, трепещет, хлопая крыльями седла, выбрасывает передние ноги, пытаясь опереться, но не приподнимает круп в рушится на бок. Серго чувствует, что лицо его исказилось и побледнело. В отчаянии пинает Мерами, тут же сожалеет об этом, просит прощения. Морали уткнул храп в пыль и смотрит на Серго, попрекая, моля о спасении.
— Вайме! — кричит Серго.
Слабый стоп из наглухо стиснутых зубов — и конь затихает. Мальчик бросается прочь, падает в придорожный бурьян. Лежит, вздрагивая то ли от раскатов грома, то ли от рыданий. Твердость его исчезла, душа изнемогла, разум потух. Если бы он мог увидеть себя со стороны, с презрением отвернулся бы. «А ведь можно никому не говорить, — словно избавление осеняет мысль. И вновь ощутим стук сердца, который исчез, как пал Мерани. — Никто не видел, что коня увел я…» Когда хлесткий дождь освежает его, он приходит к дяде Авксентию и признается во всем…
С малолетства Серго выходит на сбор винограда вместе со взрослыми, таскает на плече корзину, правда, поменьше, чем у них, старается в давильнях, пасет коз, гоняет в ночное лошадей, недреманно сберегая от полков.
И снова счастье: когда ему исполняется восемь лет, тетя Эка отводит его в школу. Скромное зданьице на холме возле церкви. В нем всего две классные комнаты, где три преподавателя и священник обучают шестьдесят детей. С первого дня Серго обращает на себя внимание учителей. Слышит, как они говорят:
— Шалун, но какой изобретательный!
— Даровитый мальчик. Любит слушать и умеет рассказывать.
До чего интересно каждый день узнавать новое! Еще вчера не мог прочесть вывеску на духане, а завтра… и книгу прочту! Без конца он задает вопросы, озадачивая пытливостью, поражая памятью. Любит карандаш, а еще больше — ручку и тетрадку. Любит уважаемого батоно Виссариона, особенно когда тот рассказывает о грозных явлениях природы — извержениях вулканов, наводнениях, землетрясениях. Слушает и мечтательно зажмуривается от страха, от упоения — побороться бы, как те люди, что не сдались, выстояли, несмотря на превратности судеб. Слушает и уносится то в океаны, то в пустыни, то во льды полюсов.
Только вот закон божий… Чего ни придумывает, чтобы увильнуть от молитв с почтенным батюшкой Чумбуридзе! Впрочем, библейские легенды и притчи захватывают Сорго не меньше, чем рассказы о путешествиях, будоражат, возбуждают воображение, заставляют задуматься об окружающем, между прочим и о том, почему у дяди Дато так много и земли, и кукурузы, н денег, а у соседа, пришедшего косить траву во дворе, не хватает на рубашку для сына. Почему, когда Серго дарит мальчику свою рубашку, дядя косится настороженно: «Богатство-грех перед богом, бедность — перед людьми», а добрейшая тетя Эка говорит: «Всех голодных не накормишь, всех холодных не согреешь»? Почему? Разве земля, большая и прекрасная земля бедна? Разве бог наш не добр?