Тридцатое июня. В Германии завершилась «ночь длинных ножей»: после встречи с Круппом Гитлер уничтожил наиболее «левых» головорезов Рема и самого Рема, который пугал Круппа «революционностью» да еще требовал перемещения военной промышленности из Рура во внутреннюю Германию. Короли тяжелой индустрии объявили Рему войну и победили: теперь они могли спокойно продолжать создание военной машины рейхсвера.
Приказ
по Народному комиссариату тяжелой промышленности
№ 654, 15 июля 1933 г.
Сегодня вступает в строй действующих предприятий Советского Союза Уральский завод тяжелого машиностроения…
Металлургия и горная промышленность получают мощную базу для своего дальнейшего развития. Отныне значительную часть ранее ввозимого из-за границы металлургического оборудования будет давать наш советский Уралмашзавод…
Уралмашзавод готов — очередь за Краматорским заводом тяжелого машиностроения.
Конечно, Серго не знает и никогда не узнает, что ЧТЗ и Уралмаш в следующем десятилетии дадут львиную долю танков, станут бастионами, которые окажутся не по зубам той самой военной машине рейхсвера. Но он по обыкновению предчувствует, предвидит это. И жить ему радостно. Жить хочется…
Директору Енакиевского металлургического завода:
«Товарищу Пучкову. К сожалению, приехать не могу. Но мне передали о том, что на заводе проделана большая работа и завод выглядит очень хорошо.
С. Орджоникидзе.
Р.S. А где хорошо, туда я не езжу. Продолжайте в том же духе…»
Двадцать третье июля. Серго приехал на Магнитку.
В свое время Грум-Гржимайло, один из создателей основ нашей металлургической науки, пророчил: уральские руды как бы специально созданы для предметов вооружения и обороны. На Урале мы возродим булат древних.
Булат!..
В станки и тракторы, в рельсы и балки, в танки и миноносцы превращается камень горы Атач, горы Магнитной. Неправдоподобно громадную выработку в ней народ со временем назовет могилой Гитлера. Но до этого еще копать и копать.
Едва вагон наркома остановлен на заводских путях, Серго начинает обход цехов. По обыкновению он появляется там, где его меньше всего ждут. Электрическую станцию осматривает не с парадного хода, возле которого выстроилось начальство, а от зольного помещения. Рядом с ним не только Семушкин, но и Точинский, и Завенягин, и другие крупные специалисты, приехавшие в том же вагоне. Не на парад, не на шумное торжество собрался нарком:
— Вам доверили дорогое оборудование, платили золотом за него, отдавали нужные стране продукты питания, сами туго затягивали пояса. Вы же не дали себе труда взять мокрую тряпку, чтобы стереть с машин пыль. — Вдруг в толпе встречающих замечает стройную девушку, такую знакомую, такую родную, что бросается к ней, обнимает ее, целует. Спохватившись вроде, спрашивает:
— Ты, Ленка?
Она смущенно и восторженно смеется, обнимая его:
— Сменный инженер Елена Джапаридзе.
Лена! Леночка… Дочь незабвенного Алеши, расстрелянного в числе двадцати шести бакинских комиссаров. Не пристало наркому плакать на людях, да что поделаешь?.. Не год, не два опекал семью погибшего друга — с тех пор еще, когда жену Алеши — Варо арестовали меньшевики и о двух маленьких девчонках некому было позаботиться, кроме тифлисских подпольщиков! С превеликим трудом переправили тогда детей в Москву. После окончания Энергетического института Лену приглашали в аспирантуру, в столичные учреждения, но она выбрала Магнитку. Родные упрашивали, отговаривали — ничто не действовало. Обратились к Серго: пусть он вразумит вместо отца, пусть скажет, как отец, то, что отец бы сказал. «Поезжай, дочка, — сказал Серго. — За Алешу». В трескучие морозы, на степном ветре, как все добровольцы, Лена долбила киркой закаменевшую землю, работала бетонщицей, строила плотину и машинный зал станции — той, что теперь с гордой радостью хозяйки показывала «отцу».
— Не жалеешь, что приехала сюда? — спросил Серго уже в зале центрального щита. — Какое у тебя впечатление от Магнитки?
— Главное все же не это… — Лена с лукавой многозначительностью оглядела пульты, приборы — панель за панелью. — Ребята наши собрались сюда со всех уголков, из деревень пришли по вербовке, многие в лаптях, о котомками. Виктор Калмыков, Егор Смертин, Женя Майков… Плотники Васи Козлова на сорокаградусном морозе возводили опалубку для кровли, под которой мы сейчас стоим. Горсовет специальным постановлением запретил работать на открытом воздухе при таком морозе. Инспектор по охране труда стаскивал с лесов… Ветер валил знамя бригады, а они прибили его покрепче… А братья Галиуллины! Из деревни, где единственным грамотеем был мулла. На бетонировании фундамента коксовой батареи бригада их дала мировой рекорд — тысячу сто девяносто шесть замесов. В разгар смены оказалось, что не хватит песка. Тогда их соперники, уже отстоявшие смену, погрузили и прикатили три железно- дорожные платформы… А Петя Ульфский! Мировой рекорд по вязке арматуры! Но рекорд продержался… один день. Побила бригада Васи Поуха… В котлованах под «бычки» плотины землекопы проработали больше суток подряд, выполняли встречный план — не уйдем, пока не сделаем. А бригадир упустил лом в ледяную воду. Стальной инструмент на строительстве металлургическо гиганта был дороже золотого. Что делать? Бригадир Нурзулла Шайхутдинов разделся, нырнул, отыскал лом и… продолжал работать…