Выбрать главу

— На вашей системе оплаты не вытянешь.

— Что же вы предлагаете? Какие условия ставите?

— За каждый пуд готового чугуна мне — полкопейки, обер-мастеру — копейку, горновому — полторы, ну и так далее: всем, до последнего подметалы. Конечно, о таких домнах Курако мечтал… Поработать на них — честь и счастье. Но ведь хлеб у нас пока что не бесплатный. И штаны — тоже. И сапоги.

— Что ж… Резонно, дорогой. Только я один решить это не могу. Не дано мне нарушать законы. Не спеши уезжать, созвонюсь с Москвой…

Москва разрешила: в порядке эксперимента. доменный цех Кузнецка, а с ним и весь комбинат, при главном инженере Бардине и директоре Бутенко, стали быстро набирать силу.

ПОВЕРИТЬ В ЭТО НЕЛЬЗЯ, ДАЖЕ УВИДЕВ

Тысяча девятьсот тридцать четвертый — такой же, если не больше, звездный, как предыдущие. И в то же время трагический, словно перечеркнутый убийством Кирова. Киров!.. Кирыч!.. Будто опрокинул Серго тридцать четвертый. Поверг в апатию, прострацию. Заставил впервые, будучи здоровым, не выйти на работу. И все же главное в тот год — съезд партии.

Съездом победителей назвали Семнадцатый. Но вторая пятилетка требует от тяжелой промышленности удвоить продукцию и капиталовложения, дать все необходимое транспорту, легкой, пищевой, лесной промышленности, завершить реорганизацию сельского и всего народного хозяйства, укрепить оборону, расширить производство предметов потребления, повысить организованность.

Новые трудности — новые заботы — новые радости. Ай, молодец уральский секретарь Кабаков Иван Дмитриевич! Вот уж истинно неизменный друг промышленности. Большая доля его «вины» в том, что Челябинский тракторный построили отлично — и работает отлично. Если бы все заводы так! И Краматорский, и Сумской, и тот же Ижорский… Куда это годится, если на таких заводах в течение семичасовой смены работают по пять часов, остальное — перекур? А качество?! Беда не в том, что не умеем или не можем. Прежде всего не хотим, прежде всего наше исконное тяп-ляп — небрежность, безответственность. Нет уважения к своей продукции, к своему труду. Любой захудалый капиталист накладывает на свою продукцию марку и следит, чтобы эта марка не была опозорена. Мы же… Лишь бы сбыть с рук… А расход металла? Тоже ведь качественный показатель. Варварски расходуется у нас металл, слишком много уходит в стружку. Это в то время, как черная металлургия все еще отстает!

Все эти заботы обуревают Серго, не считая ежедневного бдения в наркомате: от государственных проблем до «мелочей», также принципиальных. Идет, к примеру, заседание коллегии, всполошенные начальники главков жалуются, что не могут сказать ничего определенного о положении на заводах сегодня. Антон Северинович Точинский поясняет, что всех лишили междугородной телефонной связи. «Кто лишил?» — вскипает Серго. Поднимается начальник административно-хозяйственного управления Уралец, докладывает с гордостью: «В порядке экономии». — «С этого момента ты больше не являешься моим сотрудником». После заседания Антон Северинович, взяв на подмогу Винтера и уповая на отходчивость наркома, просит помиловать Уральца. — «Ни в коем случае! Не беспокойтесь, подыщу ему должность по его уровню и достоинствам, но на этой он оставаться не может».

Если бы Кирыча не убили в том году!.. Кажется, только что выступал на съезде партии. С такой страстью, с таким пламенем! Так хорошо начинался год… Готовясь к съезду, идя ему навстречу, как стало принято говорить и писать, отменили карточную систему. В Москве строили метро, вовсю работали над генеральным планом реконструкции…

Тринадцатого февраля льды Чукотского моря раздавили пароход «Челюскин», экипаж которого так и не смог одолеть Северный морской путь за одну навигацию. Качалась челюскинская эпопея. Водопьянов, Доронин, Каманин, Леваневский, Ляпидевский, Молоков, Слепнев полярной ночью, в пургу, летали с Чукотки на льдину, затерявшуюся среди торосов. Летали, как казалось многим, на голом энтузиазме, на одном желании и честном слове.

Но Серго знал, не на голом энтузиазме, не на одном желании и честном слове. И оттого радовался вдвойне. Туполевский АНТ-4, он же тяжелый бомбардировщик, поликарповские Р-5, они же разведчики, с наиновейшими, наисовершеннейшими мощнейшими моторами летали, садились и взлетали там, где заграничные машины, с такими же пилотами, летать не могли. За один рейс туполевского бомбардировщика, состоявшего на вооружении Красной Армии, Ляпидевский вывез из ледового лагеря Шмидта всех женщин с малолетней Аллочкой Буйко и новорожденной Кариной Васильевой.